Для Андрея Борисова органичен режим работы с мифологическими структурами и их рационализацией на языке классического театра. В свою очередь, проект эпического театра Бертольда Брехта комплиментарен такой задаче. Это использование мифопоэтического сказания о реальных событиях и возникающего в связи с этим рефлексивного пограничья, устремляющего посыл и в рацио, и в мифологические слои сознания зрителя. Мифическая структура рассказа-хроники Брехта задумана производить впечатление на зрителя предвоенной Европы, бредящего снами мифо-идеологий. В создании своего эпического театра Брехт активно использовал мифически выстроенное сознание того времени. Схожее проделал наш режиссер, параллельно развенчивая данные структуры. А они поселяют в нас тревогу за результаты своего действия, производя сюжетные аналогии, высказанные языком метафор.

Интеллектуальный театр, поворот к чему происходит у нашего постановщика, видимо, станет новой проектной задачей. Она мыслится нами как акт публичной дешифрации и деидеологизации информационного кода, перегруженного политическими и социальными мифами. Это действительно актуально. Как никогда, нужны мировоззренческие основания, очищенные от политической конъюнктуры. Парадоксально, но театральная форма может начать мыслить за каждого из нас, витающих в иллюзиях.

Как правило, символический театр А.С.Борисова заполняется ключевыми и вспомогательными символическими знаками-аттракторами. Автор спектаклей любит расставлять их, как «маяки сознания», по ходу спектакля. Для кого-то они звучат неявно, для других очень лично, кого-то раздражают, кого-то удивляют, производя новые неприглаженные ассоциации. Они дают повод для сцепления несвязанного и неоформленного в сознании.

Данный спектакль можно сравнить с дозированной формой подачи искры, спекающей тонкие соединения смыслов, которые сработают чуть позже, на уровне подсознательной проработки, привычной ментальности северян. Режиссер нащупывает смысл, не лежащий на поверхности. Делать это непросто, но его беспокойная природа, притягивающая символические вспышки «мира по истине», дает шанс понять главное в ритме эпохи. И здесь эпический театр Брехта востребован. Эпический замысел немецкого драматурга вылился в мышление крупными социальными категориями и контекстами как «государство», «законы социальной психологии», «война» и «мир». Тогда метафорическое прочтение персонажа «Мамаши Кураж» из психологической размерности драмы «не женской доли» – войны – переводится в судьбу целого государства. Сегодня – самой Европы.

Напомним, что у Б.Брехта в образе мамаши Кураж выступает сама искалеченная войной Германия. В нынешней ситуации Кураж становится олицетворением меркантильного Запада, а ее дети – европейскими странами, соседями вокруг них и странами Ближнего Востока, охваченными лихорадкой радикальных религиозных течений.

Почему, спросите, стало возможным проведение таких аналогий? Потому что мифологический способ трансляции, реализованный языком «очужденных» картин-представлений, явным образом присутствует на сцене. События настолько далеки от нас в своей гротескной содержательности, что становятся по-особому близки, проскальзывая без помех на уровне подсознания.

Сознание их блокирует, а подсознание, как основа для мифологического концепта, легко становится управляющим элементом. Прием эффективен для воздействия на общественное сознание, привыкшее к прессу идеологического облучения. Для такого сознания и возникли в спектакле слишком рационализированные поступки главной героини, «не узнающей» своего живого и убитого сына, не «ведающей» потерю всех своих детей, потому как «ее жизненное кредо» не может включить эти события как законно вытекающие из правил выбранного ею мира.

Все старо в философском понимании бытия. Есть два мира – по мнению и по истине. Если ты глядишь сквозь призму одного, в упор не увидишь то, что происходит в другом, который на деле, – реальность. Это трагедия семьи Анны Фирлинг (Кураж), и это становится трагедий наших дней.

У спектакля двойное дно. Драмы, происходящие с детьми Кураж, выявляют методом очуждения основную трагедию, которая будет реализована в работе подсознания зрителя после спектакля. В этом ракурсе постановка Борисова стала минированием смыслов, которые с замедленным действием разрешались неожиданными прочтениями.

Исполнительницам женских ролей представилась возможность показать свой сценический диапазон. В известном спектакле нашлось место и комедии, и трагедии, и передаче неординарных чувств, требующих сочетания и быстрого перехода от игры к жизни, от ложной внешней маски ситуации к внутренней боли, прикрытой маской жизненного кредо. Задачи непростые, но народная артистка России Степанида Борисова, Айталина Лавернова-Константинова и Жанна Ксенофонтова с ними успешно справились.

Алексей ПУДОВ.

«Мамаша Кураж уонна кини оҕолоро »

Режиссер-постановщик - Андрей Борисов

Сценография - Михаил Егоров

Костюмы - Сардана Федотова

Перевод - Кирилл Семенов

Мамаша Кураж - народная артистка России Степанида Борисова,

в ролях Ефим Степанов, Дмитрий Михайлов, Иннокентий Дакаяров, Айталина Лавернова-Константинова, Айсен Лугинов, Геннадий Турантаев, Жанна Ксенофонтова, Айаал Аммосов, Иннокентий Луковцев, Роман Дорофеев, Куприян Михайлов, Михаил Апросимов и др.