Коммуна Макаренко — обучение, воспитание и социализация

В 1988 году ЮНЕСКО назвала четырёх педагогов, определивших способ педагогического мышления в ХХ веке. Один из них — советский педагог и писатель Антон Семёнович Макаренко (1888-1939). Макаренко известен не только своими литературными трудами, но и работой с детьми в коммуне. wolfswomen рассказывает о быте и жизни коммуны Макаренко.

Макаренко попал в коммуну, будучи молодым учителем, да еще в неспокойные и нищие времена. Богатым это место его не сделало, зато очень много забрало — времени, средств, сил. Никто его не учил быть управляющим детского исправительного заведения, да оно и к лучшему — вместо очередного детского дома с муштрой и потребительским отношением к вещам он построил нечто совсем другое, ни на что не похожее, опираясь только на свой здравый смысл и конкретные обстоятельства. Про построил — буквально так и было. Вместе с воспитанниками. Поначалу это было делом выживания. Коммуна была, конечно, государственная, существовала на жалкие отчисления. Тут Макаренко делал все, что мол, сотрудничал с любым правительством, с которого можно было получить дополнительное вспомощенствование. Сами по себе политические вопросы его интересовали мало. ЧК? Ну ок, значит, пишем письма туда и обращаемся к тем и тем. Однако и этого не хватало, поэтому зарабатывали чем могли, сами пахали, сами обустраивались, сами поднимали собственное производство. Никакой базы у них не было. Селили асоциальных элементов (дети-бродяжки, отказники, сироты, просто оказавшиеся без дома по каким-то обстоятельствам, беженцы) где получится и где не жалко, соответственно чистое поле, пустырь, неплодородные земли, полуразрушенные здания, никакого хозяйства, никакого оборудования. Макаренко духом не падал и работал с тем, что есть. Постепенно на месте ***** заброшенной церкви или дома вырастали жилые и производственные комплексы с собственным домом культуры, а летом дети выезжали на отдых, и мир посмотреть, и себя показать, и в море покупаться. Первые годы никакой толковой учебы коммуна не давала. Конечно, какие-то знания дети получали, но все основное время занимало хозяйство — рубка дров, заготовка, полевые работы, строительство, изготовление мебели, починка одежды и обуви. Особенно тяжело было зимой, когда одежды и обуви (и то не всегда достаточной) хватало только на один отряд — их-то и отправляли в лес по дрова. Работа тяжелая, не замерзнешь. Остальные делали дела быстро, а потом ныкались к печке греться. Однако весь рабоче-образовательный процесс выживания строился так, что всем было весело, самые сложные работы давались отрядам в качестве награды, а ребята жили дружно. Никого в коммуне насильно не держали, и порой кто-то убегал. Почти всегда — из новеньких, только что приехавших и вкуривших, что тут работать надо, халявы не будет, пора тикать. по словам макаренко, 10% новоприехавших убегали сразу, еще сколько-то в течение первых 2 недель, а кто оставался — оставался насовсем и вливался в коллектив. Бывало и выгоняли, но совсем уж за ужасные проступки, и это считалось за наказание. В этих условиях обучение было посвящено тем же задачам, которыми они занимались каждый день, — когда какие семена сеять, чем одни деревья отличаются от других, как чинить одежду и обувь, какие есть виды тканей и как с ними работать. Благо Макаренко любил биологию и любые естественные науки, знал их и обладал большим кругозором. Читать и считать учил детей постольку-поскольку, на пальцах и жизненных задачах. Иногда и безо всяких букварей, потому что они не всегда были. Никаких лекций не было, уроки часто велись прямо в чистом поле, дети сами готовили и рассказывали материал, обсуждали, спорили, приходили к консенсусу. Книг и интернета не было, поэтому опирались на жизненный опыт и знания. Макаренко с информацией, конечно, помогал и программу составлял, но по большому счету обучение велось самоорганизованно.