2014-10-18 21:42 Отдел ЦК КПРФ по агитации и пропаганде

В ряде книг и статей есть утверждения, что СССР собирался напасть на Германию и Гитлер буквально вынужден был объявить войну. На чём основываются авторы?

Документальной основы под такими утверждениями нет. Подобные приготовления должны сопровождаться колоссальной работой штабов разного уровня. В отечественных архивах соответствующий массив документов отсутствует. Единственное исключение — записка начальника Генштаба Г.К. Жукова и наркома обороны С.К. Тимошенко, подготовленная в мае 1941 года, в которой предлагалось нанести упреждающий удар по германской армии, но только в том случае, если она начнёт развёртывание войск для агрессии против СССР. На документе нет отметок Сталина, но многие историки полагают, что он с ним ознакомился и отнёсся отрицательно. В любом случае никаких реальных приготовлений к наступлению эта записка не повлекла. Сам же план упреждающего удара явно переоценивал возможности Красной Армии на тот момент. Со своей стороны, гитлеровская Германия имела вполне конкретный план вторжения в СССР — «Барбаросса». Он был утверждён Директивой № 21 18 декабря 1940 года. Его текст сегодня известен историкам полностью. В СССР первые отрывочные сведения о наличии этого плана у Германии просочились ещё до конца 1940 года. Имелась у гитлеровцев и программа колонизации завоёванных территорий, которая дорабатывалась и после начала войны с СССР. Она получила известность как генеральный план «Ост». Тот факт, что основной текст плана не сохранился, позволил ряду историков предпринять попытки опровергнуть его существование. Но они оказались несостоятельны: содержание плана «Ост» успешно восстановлено по связанным с ним документам (это, например, ряд замечаний и предложений «Восточного министерства» рейха, служб СС, а также «Меморандум Мейера»). В СССР ничего подобного этому плану не существовало. На 22 июня 1941 года советские войска руководствовались «Соображениями по плану стратегического развёртывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и её союзниками на 1940—1941 гг.». Этот документ появился осенью 1940 года и носил оборонительный характер. На его основе Генштаб РККА разрабатывал планы отражения гитлеровской агрессии, которые пытался реализовать 21 июня, когда отправлял в войска Директиву № 1 о приведении их в боевую готовность. Многие считают, что Сталин рассчитывал на договорённости с Гитлером и упорно не верил предупреждениям разведки о готовящемся нападении Германии, хотя некоторым, как, например, Р. Зорге, это стоило жизни. Свою позицию советское руководство вырабатывало, исходя из информации, поступающей по разным дипломатическим и разведывательным каналам. А она носила противоречивый характер: Германия могла нанести удар как по СССР, так и по Англии. Различные «точные даты» нападения Германии на СССР за предвоенные месяцы назывались разными источниками неоднократно. Сам Зорге сообщил в разное время несколько предполагаемых дат, а в одном из донесений в мае 1941 года отмечал, что решение о нападении на СССР может быть принято как в мае, так и после войны с Англией. Якобы имевшая место телеграмма Зорге с указанием даты «22 июня» оказалась позднейшей фальшивкой, созданной во времена Хрущёва. Таким образом, точными данными о дне нападения Германии Сталин не обладал. Однако и имевшаяся информация не позволяла её игнорировать. Советское руководство этого и не делало: численность войск в приграничных военных округах СССР неуклонно возрастала и к 22 июня 1941 года превышала 2,5 млн. человек. Когда намерения Германии не оставили сомнений, советское командование начало приводить войска в боевую готовность, но сделало это с опозданием, что сказалось на ходе боевых действий. Советские войска терпели поражения потому, что получили приказ не поддаваться на провокации. Такого рода пункт в Директиве № 1 имеется, но основным её содержанием были приведение частей в боевую готовность, занятие укрепрайонов, рассредоточение войск, мероприятия по маскировке и затемнению в ночное время. Проблема не в этом пункте, а в том, что Директива была направлена в войска 21 июня и многие части не успели её не только выполнить, но даже получить до начала боевых действий. После начала войны Сталин впал в панику и прострацию и пришёл в себя только незадолго до своего выступления 3 июля. Данный вымысел родился при прямом участии Н.С. Хрущёва и прозвучал из его уст на памятном ХХ съезде КПСС. Он полностью опровергается как свидетельствами, так и документально. Журнал посещений, который вёлся в секретариате Сталина, свидетельствует о том, что он постоянно принимал посетителей в своём рабочем кабинете, вплоть до ночи с 28 на 29 июня. Соратники Сталина, в частности В.М. Молотов и А.И. Микоян, отмечают, что он, безусловно, глубоко переживал происходившее, но ни о какой прострации речи не шло. В настоящее время исследователями вымысел Хрущёва всерьёз не рассматривается, но ряд западных историков упорно настаивают на версии «нервного срыва» Сталина 29—30 июня из-за получения сообщений о поражении Западного фронта и потере Минска. После визита Сталина в Наркомат обороны 29 июня и тяжёлого разговора с Г.К. Жуковым в советском руководстве действительно произошла кризисная ситуация, которая была преодолена после совещания членов Политбюро на Ближней даче Сталина 30 июня. Именно тогда было принято решение о создании Государственного Комитета Обороны. Политическое руководство СССР проявило завидную стойкость в сравнении с западными коллегами, которые или бежали из страны (в случае Польши), или частью пошли на национальное предательство (в случае Франции). Советские лидеры, столкнувшись с крайне неблагоприятным для них развитием событий, сумели в считанные дни преодолеть внутренний кризис и приступить к организации обороны страны в новых условиях. Красная Армия терпела поражения, несмотря на свой огромный численный перевес над противником. В первую очередь следует помнить, что для войн новейшей истории рассматривать вопрос о численности в отрыве от качественной составляющей некорректно в принципе. Правильнее говорить о соотношении сил, при расчёте которого нужно учитывать многие факторы. Если же говорить только о численности, то большинство исследователей сходятся на том, что на 22 июня 1941 года СССР уступал в живой силе Германии и её союзникам почти вдвое. В то же время Советский Союз обладал самым большим танковым парком в мире. В приграничных военных округах РККА имела втрое больше танков, чем противник, обладала численным перевесом в авиации и артиллерии. Вермахт имел подавляющее преимущество в моторизации, превосходя РККА по количеству машин вчетверо, что для манёвренной войны было крайне важно. Подсчитывая число единиц техники, некоторые историки и публицисты, однако, не упоминают о том, что в 1941 году в Красной Армии активно шло перевооружение и оно было далеко от завершения. Большинство танков и самолётов было устаревших типов. Многие были технически изношенными, так как эксплуатировались длительное время. Часть техники была небоеготова, ей предстояло списание, и она так и не приняла участия в боевых действиях. Техника новых типов только начала поступать в войска, а потому часто не была ещё освоена экипажами и (как и любая новая техника) не обладала высокой надёжностью. Запчасти для неё были в дефиците. Эти обстоятельства нивелировали численный перевес СССР по отдельным позициям, что не мешает историкам либерального толка использовать голые цифры для иллюстрации «огромного» перевеса СССР в силах. Ещё больше сказалось на ходе боевых действий то, что нападение Германии стало тактической внезапностью. Германская армия уже завершила боевое развёртывание и сосредоточение войск, а в РККА эти мероприятия ещё только осуществлялись. В результате на направлениях главных ударов вермахт имел многократное численное превосходство. Части РККА вынуждены были вступать в бой разрозненно, в невыгодных для себя условиях и потому терпели поражения от превосходящих сил противника. Красная Армия имела подавляющее техническое превосходство над вермахтом: у неё были новейшие Т-34 и КВ, Ил-2 и Яки и т.д. С точки зрения военно-технической, несмотря на достижения первых пятилеток и ряд прорывных, новаторских проектов в оборонке, СССР в целом всё ещё отставал от Западной Европы. Это неудивительно, если вспомнить о том, что, вступая в Первую мировую войну, армия Российской империи не имела своих танков, её немногочисленная авиация использовала исключительно иностранные двигатели, а Черноморский флот почти год ждал дальномеры из Англии и по этой причине не мог начать воевать. Проводя сравнение с СССР, корректно говорить не о Германии в отдельности, а о технологическом и промышленном потенциале большей части Западной Европы, которая контролировалась рейхом. Не будем забывать, что на вермахт работала промышленность не только таких крупных государств, как Австрия и Франция. Мюнхенский сговор вручил Гитлеру оружейную мастерскую бывшей Австро-Венгрии — Чехословакию, и в 1941 году чехословацкими танками были вооружены шесть немецких дивизий. В ряде сложных компонентов вооружений СССР не успел ликвидировать технологическое отставание до начала войны, и это пришлось делать уже по ходу неё. Поэтому даже новые образцы техники, которые стали позднее оружием Победы, в начале войны не имели явного преимущества перед техникой гитлеровцев. Проблема касается, в частности, средств радиосвязи, которых не хватало. В дефиците были и качественные оптические приборы. Так, революционный во многих отношениях танк Т-34 в 1941 году имел очевидные слабые места — приборы наблюдения и прицел и вдобавок ненадёжную коробку передач, что не позволяло ему реализовать свой потенциал. В авиации, особенно в двигателестроении, технологическое отставание СССР было ещё большим, и лишь в качестве артиллерии положение было близко к паритету. Ещё одно слабое место в оснащении Красной Армии в начале войны — ремонтно-эвакуационная техника. Например, проблемой была буксировка подбитых и неисправных танков, особенно новых типов: Т-34 был почти втрое тяжелее старого Т-26 и вдвое тяжелее БТ. Это вело к неоправданным потерям: пригодные для ремонта танки часто приходилось уничтожать, а то и просто бросать. Итак, СССР к 1941 году смог существенно сократить полученное в наследство от Российской империи и усугубленное войнами техническое отставание, но не ликвидировал его полностью, что и сказалось негативно в боях начального периода войны. В 1941 году войска терпели поражение за поражением, потому что репрессии уничтожили цвет советского генералитета, а оставшиеся не умели воевать. Вопрос о репрессиях достоин отдельного обсуждения. Однако основной кадровой проблемой Красной Армии в 1941 году были нехватка и слабая подготовка среднего и младшего командного звена, что многократно отмечалось в мемуарах и с советской, и с немецкой сторон. Её породили не репрессии, а быстрое увеличение численности армии (более чем в три раза) после вступления в силу в 1939 году закона о всеобщей воинской обязанности. Насчитывая в 1938 году около 1,5 млн. человек, к 22 июня 1941 года РККА превысила рубеж в 5 млн. Дефицит офицерских и сержантских кадров был велик даже при том, что их подготовка велась в большой спешке. Спешка, в свою очередь, не повышала качества подготовки. Учиться воевать действительно пришлось уже по ходу войны. Сталин специально подставил войска под удар, чтобы показать всему миру, кто агрессор. Умозрительный характер (мягко выражаясь) такого заключения очевиден даже на первый взгляд. Тем не менее напомним, что прямая и явная агрессия Германии против союзника держав Запада Польши привела лишь к «странной войне». В свою очередь, СССР в ходе Советско-финляндской войны был объявлен агрессором и исключён из Лиги Наций. Англия и Франция даже разрабатывали планы нанесения ударов по советским нефтяным промыслам на Каспии. Поэтому утверждения о том, что Сталин намеренно подставил армию, пытаясь что-то доказать Западу, следует смело отнести к числу конспирологических вымыслов. У СССР была «линия Сталина» на старой границе. Оборону надо было держать на ней, а не двигать войска к новой границе. Опыт Второй мировой войны наглядно показал, что самые мощные укреплённые линии прорывались вполне успешно. Вермахт не остановила «линия Мажино» во Франции. Красная Армия, не имевшая боевого опыта и вынужденная действовать в условиях суровой зимы, после первых неудач успешно прорвала финскую «линию Маннергейма». Обе эти оборонительные системы были меньше по протяжённости и гораздо лучше укреплены и оснащены, чем полумифическая «линия Сталина», которая была на самом деле рядом не связанных друг с другом укреп-районов разной степени завершённости. Придавать ей слишком большое значение ошибочно. В условиях манёвренной войны расстояния зачастую играли б`ольшую роль, чем укрепления, поэтому выдвижение войск РККА к новой границе следует считать верным решением. «Барбаросса» — гениальный план «молниеносной войны», блестяще осуществлённый на практике блицкриг. Разрабатывая план нападения на СССР, Германия имела опыт проведения крупных военных кампаний в Западной Европе. Тем не менее события показали, что главное командование сухопутных сил, готовя операцию, допустило ряд стратегических просчётов. Ключевыми из них стали переоценка собственных сил и недооценка возможностей Красной Армии (как в техническом, так и в моральном плане). Стремясь уничтожить советские войска одним сокрушительным ударом, вермахт почти не оставил резервов, бросив с самого начала в бой около 90% частей и соединений. Это было неожиданно для советского командования и позволило немцам достигнуть многократного перевеса в силах на решающих направлениях. В сочетании с внезапностью нападения это дало первоначальный успех. Однако, несмотря на поражения в приграничных сражениях, потенциал Красной Армии и её воля к сопротивлению не были подорваны. Германские войска тоже понесли потери и, будучи измотанными в боях, в значительной степени утратили свои ударные возможности, что отмечал, в частности, Х. Гудериан. Тут и сказалось отсутствие резервов. К концу июля наступление самой мощной группы армий «Центр» выдохлось, и 30 числа Гитлер приказал ей перейти к обороне. Об угрозе перехода от блицкрига к позиционной войне начальник германского генштаба Ф. Гальдер указал в своём дневнике уже 11 августа 1941 года. А к концу лета ни о какой «молниеносной войне» не было и речи: германское командование было вынуждено менять военные планы на ходу. Стоит отметить, что переход вермахта от блицкрига к позиционным боям произошёл и в Польскую кампанию 1939 года, и во Французскую кампанию 1940 года. Но достигнутое к этому моменту общее превосходство (включая и морально-психологическое) позволило Германии успешно их завершить. При разработке плана «Барбаросса» германское командование эти обстоятельства проигнорировало. Это позволяет ряду историков утверждать, что на практике стратегия блицкрига в чистом виде оказалась попросту неосуществимой. Все военные приготовления в СССР оказались бесполезны. Огромные ресурсы потратили впустую. К войне оказались не готовы. Ведь немцы дошли до Москвы! Совершенно очевидно, что военные приготовления в СССР не были завершены, и в первые месяцы война развивалась не так, как предполагало советское политическое и военное руководство. К.К. Рокоссовский позднее откровенно признавал, что происшедшее 22 июня не предусматривалось никакими планами. Но стоит вспомнить слова Сталина, произнесённые в 1931 году, об отставании нашей страны от передовых держав на 50—100 лет. В своей оценке он был не одинок. Белоэмигрант полковник царского генштаба А.А. Зайцов, анализируя состояние РККА в начале 1930-х, оценил её ниже польской армии и заключил, что «ей совершенно не по плечу война с современной регулярной армией первоклассной державы». Во многом из этого и исходили теоретики блицкрига. По плану «Барбаросса» Красная Армия должна была быть уничтожена в приграничных сражениях почти полностью. Обстановка способствовала этому, так как в РККА полным ходом шли реорганизация и перевооружение. Боевые действия велись в самое благоприятное время года, которое было выбрано германским командованием заранее при планировании операции. Группа армий «Центр» нанесла тяжёлое поражение войскам Западного фронта, но после этого на два месяца завязла под Смоленском в боях с подошедшими советскими резервами. Группы армий «Север» и «Юг», нанеся существенные потери противостоявшим им советским войскам, заставили их отступать, но тем не менее разгромить их не смогли. В результате на известном совещании в августе 1941 года Гитлер констатировал, что ни одна из групп армий своих задач не выполнила. И «генерала Мороза» тут никак не получится обвинить в неудачах вермахта. Германская армия просто не потянула одновременное наступление на трёх главных направлениях, так как противник оказался для неё слишком крепким орешком. Несмотря на внезапность нападения и почти полное отсутствие боевого опыта, несмотря на незавершённость перевооружения и развёртывания частей и соединений, несмотря на поражения и большие потери, советские войска сломали стратегию блицкрига и сделали это именно летом 1941 года. В 1940 году армии «первоклассных держав» Франции и Англии оказались не способны это сделать.

Таким образом, подготовленная за десять предвоенных лет Красная Армия хотя и заплатила очень дорогую цену, но свою задачу сохранения государства и его способности к сопротивлению агрессору выполнила. На вопрос о том, можно ли было за десять лет добиться большего, каждый думающий человек сможет ответить сам.