Действительно, чтобы попасть из Черского в Якутск, нужно преодолеть 1620 километров: сначала на вертолете до города Среднеколымска, а оттуда до столицы республики на самолете Ан-24 нужно лететь в общей сложности 3 часа 50 минут. Самое главное — за авиабилет требуется заплатить 9 тысяч и 36 тысяч рублей соответственно в один конец. Простым смертным, конечно, это не по карману. А в советское время из Черского в Москву выполнялись прямые пассажирские и грузовые авиарейсы практически даром...
Разговорившись с Алексеем Егоровичем, узнала, что он, оказывается, на днях вылетает в Москву на операцию по льготной медицинской квоте, и, воспользовавшись этим, не откладывая в долгий ящик, решился поведать о тяжелой жизни своих земляков.
— В районном центре — поселке городского типа Черском, а также в селах Андрюшкино, Колымское, Походске, Нижнеколымске и других, где в основном проживают коренные малочисленные народы Севера — эвенки, эвены и чукчи, жизнь с каждым годом становится все невыносимей, — говорит ветеран-оленевод. — Везде царит безработица. Рабочие места в основном занимают приезжие. В последнее время многие учителя, врачи, инженеры, авиаторы и другие специалисты массово выезжают на материк — в центральные регионы России. Но даже после этого число безработных не уменьшается, то есть местные остаются не у дел.
Алексей Татаев отметил, что в магазинах непомерно высокие цены на продукты и товары. По его совету я связалась по телефону с пенсионером, депутатом Нижнеколымского райсовета Федором Клепечиным, который более подробно рассказал о ценах в Черском.
— Никто не контролирует безудержно растущие цены, поэтому некоторые не могут позволить себе купить даже обыкновенную буханку хлеба. С июня она подорожала аж на 25 %, то есть стоит 125 рублей! — возмущается Федор Прокопьевич. — Предприниматели Татьяна и Николай Неглеба, занимающиеся выпечкой и продажей хлеба, утверждают, что повышение цены согласовали с администрацией района.
Всем известно, что северяне никак не могут обойтись без мяса, а за килограмм говядины в Черском, по словам Клепечина, нужно выложить 680 рублей. Картофель (килограмм) там стоит 280 — 300 рублей, брикет сливочного масла (размером с небольшой сотовый телефон) — 300 рублей, пачка обыкновенного макаронного изделия — 125 рублей.
Фрукты, как и овощи, — в большом дефиците, поэтому, например, килограмм яблок можно купить аж за 650 рублей! Местные жители колбасой и не интересуются, так как она им не по карману.
— Пенсия моей жены, а это 25 тысяч рублей (на севере считается большой пенсией), полностью идет на квартплату и оплату электричества, — говорит Федор Прокопьевич. — А моей пенсией оплачиваем четыре кредита. Вот и получается, что на пропитание остается всего ничего.
В магазинах, а они практически все — частные, многие берут продукты в долг до пенсии, записываясь в “черную тетрадь”. А еще в районе день получения пенсии называют “Днем молодежи”. Видимо, безработные дети и внуки всеми правдами и неправдами атакуют своих стариков: кто выпрашивает деньги, а кто отбирает...
При беседе Алексей Татаев и Федор Клепечин в один голос во главу угла ставят самую животрепещущую проблему — в это сложное время местным жителям не дают рыбачить даже на пропитание.
И зимой, и летом везде снуют рыбинспекторы и нещадно штрафуют, как правило, исключительно жителей из коренных малочисленныех народов Севера. Они, эвенки и чукчи, населяющие Нижнеколымский район, попросили уважаемых в районе старожилов Татаева и Клепечина поднять эту главную проблему и звонить во все колокола.
— Дело дошло до того, что рыбинспекторы беспардонно, естественно без ордеров на обыск, врываются в частные ледники и проверяют: не припрятали ли там рыбу. А прокурор вместо того чтобы защитить права нижнеколымчан, откровенно подстрекает рыбинспекторов на “войну” с нами, — говорит Алексей Егорович. — Как только садишься на моторную лодку, тут как тут налетают проверяющие. А ведь местные в основном живут в домах с печным отоплением, и им нужно именно летом заготовить дрова на зиму. Вот и получается, что люди не могут как следует подготовиться к суровым холодам: припасти дрова и хотя бы сорную рыбу — щуку и окунь. На своей земле мы вынуждены рыбачить тайком, как шпионы. То же самое касается и охоты. Везде наложен запрет, хотя мы, коренные малочисленные народы, должны пользоваться определенными льготами.
Алексей Татаев заметил, что при Советской власти в Нижнеколымском районе сплоченно и дружно жили и трудились большой интернациональной семьей 12 тысяч человек — представители 40 национальностей: русские, эвенки, эвены, чукчи, украинцы, якуты, юкагиры, татары, армяне, молдаване... А сейчас в Черском от силы осталось около трех тысяч человек, в основном местные и украинцы.
— При подледной рыбалке меня с двумя сетями длиной 25 метров поймали, а соседей, украинцев, закинувших 8 — 10 сетей, не тронули. Это же вопиющая несправедливость! Им можно рыбачить, а мы должны ходить голодными?
Как я буду кормить свою большую семью, ведь у меня, кроме детей и внуков, есть еще трое приемных детей? — спрашиваю у инспектора Ярослава Склерова. — Получается, что пришлым можно рыбачить, а местным нельзя. Я — не националист, как и все коренные малочисленные народы. Мы — искренние, открытые и дружелюбные люди.
Но эти нехорошие представители Украины, видимо, из-за военной операции, всю злость выплескивают на нас, иногда просто издеваются. В аэропорту Черского есть две женщины-диспетчеры, которые, услышав местный говор, сразу бросают трубку или же нарочно запутывают время вылета вертолета или самолета.
“Почему неправильное время сказали?” — спрашиваю, а они отвечают: “Мы работаем по московскому времени”, или же, наоборот, по-местному.
По словам Алексея Егоровича, местные власти его немного побаиваются, так как знают его как шамана. Коренные жители вынуждены платить штрафы, залезая в кредиты, так как постоянной работы-то нет.
Ни для кого не секрет, что многие якутяне, чаще всего северяне, едут в зону Специальной военной операции, чтобы закрыть свои огромные долги и кредиты. Где еще заработаешь?! Другого источника просто нет.
У Алексея Татаева сыновья Северин и Егор, а также родной брат Анатолий находятся в зоне боевых действий. Семья Татаевых ранее проживала в оленеводческом селе Андрюшкино. С 1976 года переехали в Черский и долгое время, как и в Андрюшкино, ютились в гнилом домике с печным отоплением.
Только в 2012 году жилищный вопрос наконец-то решился, и за каких-то 15 минут... Но это совсем другая история.
— Мы, нижнеколымчане, пытались решать свои вопросы у высокопоставленных чиновников из Якутска, — продолжает Алексей Егорович. — Но они талдычат одно и то же, как выразился один из них: “Свои проблемы решайте дома. Из моего кабинета я ничего не вижу. В конце концов у вас есть глава!”
К сожалению, глава Нижнеколымского района Валерий Сенчуков ничего не пытается делать, а три года назад люди искренне поверили его лозунгу: “Нижняя Колыма нуждается в перемене!”. Некоторые говорят, что ему, зубному технику из Якутска, не хватает образования. Да и семья Сенчукова живет в другом месте... Разве можно с чемоданным настроением помочь многострадальным жителям сурового края?!
А когда-то Нижнеколымский район, в частности поселок городского типа Черский, славился как образцово показательный. Он был застроен благоустроенными каменными домами, магазины ломились от деликатесов: колбасы разных видов, вплоть до сырокопченых, овощи и фрукты лежали на прилавках круглый год.
— Помнится, когда парторг крупного Колымо-Индигирского авиапредприятия Виктор Губарев, ныне лидер коммунистов Якутии, приезжал к нам в тундру, оленеводческие бригады, мы, оленеводы, предлагали ему на выбор несколько разновидностей кофе, мороженую, вяленую и копченую рыбу, оленину, — говорит старый оленевод. — А сейчас этого нет и в помине. Все захирело. Нам, местным жителям, не разрешают ловить рыбу даже на пропитание.
Виктор Губарев — единственный руководитель, который нас всегда поддерживает, всячески помогает. В нашем районе все оленеводы, рыбаки, охотники принимают его как своего родного человека, ведь он бок о бок жил с нами более 25 лет, а в целом в Якутии работает 52 года. Я со своей жалобой пришел именно к Виктору Николаевичу, нашему земляку, а он, оказывается, уехал на Донбасс.
Думаю, что Виктор Губарев — действительно единственный человек в республике, кто искренне борется за интересы жителей арктических и северных районов, болеет за каждого из них, поднимая многочисленные проблемы с трибуны Госсобрания (Ил Тумэн) РС(Я), на парламентском часе в Государственной Думе, различных международных конференциях, симпозиумах, разрабатывает законы, защищающие традиционные отрасли Севера, касающиеся развития Арктики и интересов ее жителей.
Я, эвенкийка, прекрасно понимаю и знаю проблемы, которые поднимают мои собеседники, так как сама родом из арктического Жиганска. Слушаю их и чувствую, как во мне закипает волна негодования и злости от вопиющей несправедливости по отношению к моим сородичам.
Даже в самые суровые военные годины наши предки, очень порядочные и совестливые люди, поставляли фронту огромное количество рыбы, а сами жили впроголодь, питаясь ее внутренностями. И в голодные 90-е годы люди выжили благодаря рыболовству и охотпромыслу. В конце концов рыба и мясо — это традиционная еда северян, основной источник питания. В такое сложное время нельзя людей припирать к стенке, штрафуя, тем самым лишая их традиционного занятия, последней еды. Ведь абсолютное большинство жителей Арктики не занимаются промышленным ловом рыбы, не торгуют ею. И потому мне кажется, что это попахивает геноцидом.
К тому же подавляющая часть эвенов, эвенков, юкагиров и чукчей, населяющих арктические районы, сейчас, как правило, — еще раз подчеркну, — безработные. Совхозы, занимавшиеся оленеводством и звероводством, ликвидировали еще в лихие 90-е. Поневоле вспоминается оленеводческий совхоз-миллионер, что в Аллаиховском районе, тоже в арктическом, который в 70 — 80-е годы гремел на всю республику своими высокими производственными показателями, а оленеводы в Чокурдахе, Оленегорске и других селах жили в благоустроенных квартирах.
Сегодня же, по утверждению бывшего директора этого знаменитого совхоза Владимира Нестерева, на земле Аллаихи не осталось ни одного домашнего оленя. Такая вот печальная картина наблюдается практически по всей Арктике.
Если даже есть несколько десятков оленей в Жиганском, Анабарском, Оленекском, Булунском и других районах, то лишь в редких частных хозяйствах. Потому сегодня домашнюю оленину могут отведать только состоятельные люди. Например, мои земляки, жиганцы, давным-давно забыли вкус домашней оленины, а дикого оленя добывают с большим трудом, причем самые удалые охотники, преодолевающие огромные расстояния по следам животных, мигрирующих по огромной территории соседних улусов — Оленекского, Анабарского и Булунского районов, куда пеший, естественно, не может попасть.
К тому же мужчинам, снабжающим население тушами диких оленей, нужно иметь хороший транспорт — вездеходы, снегоходы “Буран”, моторные лодки, ружья, а также теплую меховую одежду и много-много бензина. А все это стоит очень дорого. И где безработным взять деньги на их покупку?
У местных вся техника и снаряжение, приобретенные в хорошие времена, пришли в негодность. Муж моей сестры, заядлый рыбак и охотник, к примеру, однажды выехал на рыбалку на старенькой моторной лодке, залатанная дыра в которой вдруг посередине реки предательски треснула по всем швам, и он утонул на фарватере, оставив четверых маленьких детей сиротами. И такие примеры можно привести сколько угодно.
Моя остроумная подруга Ольга, а мы с ней дружим еще со студенческих лет, шутит по поводу нашего скромного внешнего облика: “Галя, мы с тобой не одеты, а только прикрыты”. Так можно сказать и в адрес наших сородичей, которые рыбачат и охотятся и в зной, и в трескучие морозы за минус 50 и более градусов. В отличие от буржуев Советская власть заботилась о них. При совхозах действовали швейные цеха, где мастерицы, сами обрабатывая оленьи, волчьи и прочие шкуры, шили охотникам и рыбакам тулупы, унты, шапки и рукавицы, поскольку в якутскую зимнюю стужу без теплой одежды просто пропадешь. А сейчас всего этого нет...
Некоторые пренебрежительно ехидничают: “Малочисленные народности Севера — сплошь и рядом лентяи. Покупают привозную говядину, а потом плачутся, что она дорогая. А почему бы им самим не содержать крупный рогатый скот?!” На что отвечу кратко опять же на примере Жиганского района. В отличие от центральных районов, у нас —горно-таежная зона, практически нет сенокосных пастбищ, так необходимых для содержания коров, быков, телят и прочей живности. Сегодня рыбы у нас тоже нет, вернее, есть, но, как и в Нижнеколымском районе, не дают ловить.
Помнится счастливое советское время, когда мама, папа и мы, дети, как и все жиганские семьи, выезжали на моторной лодке рыбачить на реку Лену, в красивейшие места Уоттаах, Ыныыр Хайя, Насым и т.д. Это был настоящий праздник — дети вдоволь купались, загорали на белом песке, а взрослые по очереди забрасывали сети, а потом прямо на берегу Лены-матушки варили вкусную уху, жарили на костре рыбу.
А на работе, в объединенной редакции и типографии, мы в обед тушили на сковородке омуль или чир. А потом, с ликвидацией Советов, всего этого не стало.
Сегодня, в период дикого капитализма, людям и на Нижней Колыме, и в Жиганске, и в Булуне — везде запрещают рыбачить даже на пропитание. Инспекторы часто изымают у рыбаков сети — главное их орудие. А они очень дорогие. Представьте состояние человека, который не только остался без рыбы для пропитания своей семьи, но и без основного орудия лова!
Вторая проблема — негде ловить рыбу. Вроде реки и озера есть, но рыболовные места сплошь и рядом прихватизировали богатенькие.
Понятное дело, последние, как правило, пришлые, на свою территорию никого не подпускают. Говорят, рыбаков-любителей там встречают с ружьем, нанимая тех, кто побывал в местах не столь отдаленных.
Откуда у местных, малочисленных народов Севера, деньги, чтобы участвовать в аукционах по распределению угодий, как охотничьих, так и рыболовных?! К тому же они не могут оформить соответствующие многочисленные документы, которые тоже стоят больших денег...
А рыбинспекторы чаще всего приезжие, в основном из Якутска. Они, ушлые, никого не жалуют и штрафуют на огромные суммы. Лишь бы делать деньги, все остальное их не интересует: голодные люди или нет...
Напомню удручающий случай. Суд еще в 2020 году приговорил рыбака-любителя из Усть-Алданского района к штрафу в 10 миллионов за вылов 33 осетров. Он, охранник, имеющий зарплату в размере 30 тысяч рублей, ежемесячно выплачивал по 10 тысяч рублей. В общей сложности ему пришлось бы выплачивать штраф в течение 83 лет. В прошлом году этот рыбак, отец большого семейства, не выдержав нагрузки, покончил с собой...
Как видите, простым смертным северянам наша власть не дает питаться ни рыбой, ни мясом. Инспекторы рыбнадзора, нещадно штрафуя беззащитных людей, не обращают внимания на тех, кто массово вылавливает рыбу и занимается ее торговлей. Мои земляки рассказывали, что на территории Жиганского района, где самая широкая часть Лены, неизвестные люди ставят огромные сети прямо поперек реки, и улов сразу загружают в огромные судна с холодильными установками, и везут в неизвестном направлении. А в Жиганском и Булунском районах, как и в Аллаихе, на Нижней, Средней и Верхней Колыме и других местах, как известно, водятся самые ценные виды рыбы — осетр, нельма, муксун, чир... В детстве я видела осетра и нельму размером с человеческий рост.
Моя хорошая знакомая, торгующая в небольшом ларьке рыбной и мясной продукцией, говорит, что рыба стала намного дороже мяса, и ее, как правило, покупают только состоятельные люди. Вот и получается, что многие северяне, живя в богатой рыбой и дичью республике, практически ими не питаются. Впрочем, как и все россияне, которые не знают, на кого работают алмазы, золото, газ, нефть, олово и прочие несметные богатства нашей страны. Все куда-то уплывает мимо нас.
А что по этому поводу думают власти предержащие, депутаты Государственной Думы, прокуроры, судьи и прочие?! Может, именно они делают все, чтобы это не работало на Россию и ее многострадальный народ?!
Галина МОХНАЧЕВСКАЯ.