Разумеется, это воспоминание относится к тем временам, когда сам Ленин был еще молодым марксистом и смотрел на Георгия Валентиновича снизу вверх. Однако пинки от Плеханова он получал и позже, особенно много в 1917 году. С критикой не соглашался, но в отличие от всех других своих оппонентов, которых Владимир Ильич нередко ругал последними словами, с Георгием Валентиновичем он дискутировал вежливо.
Бог его знает, что случилось бы с Плехановым, если бы отец русского марксизма дожил до сталинских времен, но он умер от туберкулеза в 1918 году, а потому ленинское уважение к этому человеку унаследовала и вся дальнейшая советская эпоха. О нынешней Плешке слышали многие, даже те, кто не догадывается, кто такой в нашей истории Плеханов.
Начинал Георгий Валентинович с народничества, но уже в этой среде зарекомендовал себя специалистом по рабочему вопросу, что для народников явление не вполне обычное: их тянуло к крестьянину.
Правда, и сам Плеханов тогда еще верил в "крестьянское социалистическое будущее", а пролетариат рассматривал лишь как вчерашних крестьян, по-прежнему тесно связанных с родной деревней. Но, как видим, предпосылки перехода от народничества к марксизму имелись уже в ту пору.
Да и сам переход оказался быстрым. Еще в декабре 1876 года Плеханов был организатором сегодня уже забытой, но в ту пору прогремевшей на всю страну первой в России политической демонстрации рабочих и студентов на площади у Казанского собора в столице, где он произнес речь, которую закончил словами "Да здравствует "Земля и воля!" Так называлась подпольная революционная организация народников. А в 1882 году, то есть уже через шесть лет, перевел на русский язык "Манифест Коммунистической партии" и написал к нему предисловие.
Поворот был решительным: признавая заслуги народовольцев в борьбе с царизмом, "обновленный" Плеханов тем не менее уже жестко критиковал идеи народников, называя их реакционными. А в своей книге "Социализм и политическая борьба" обосновал теорию марксизма применительно к России. Эта книга считается исходной точкой русской социал-демократии.
До конца своих дней Плеханов оставался самым верным рыцарем марксизма в России. Если Ленин это учение на свой манер развивал (в результате чего и возник "ленинизм"), то для Плеханова все марксовы постулаты были незыблемы. Поэтому отца русского марксизма далеко не все его "дети" радовали. Были и те, кто вызывал у него желание взяться за ремень. Как метко подметил один из его биографов, в отношении "неправоверных" Плеханов следовал примеру Св. Бернара: "У меня есть Евангелие, и если бы ангел спустился с неба и стал противоречить ему, анафема самому ангелу!"
Вот и Ленин, по мнению Плеханова, марксистскому Евангелию противоречил, поэтому он и подверг его жесточайшей критике, сначала обозвав апрельские тезисы "бредом", а затем предсказав многие беды, которые сулит России диктатура одной партии. Впрочем, и сам Ленин любил обвинять своих оппонентов-социалистов в отходе от марксистских постулатов. Не удивительно: Маркс не однозначен, а потому даже убежденные марксисты часто понимали его по-разному.
Касалось это и столь важного вопроса, как насилие. Сама диктатура марксизму ничуть не противоречит, поэтому и Плеханов когда-то говорил: "Если бы ради успеха революции потребовалось временно ограничить действие того или другого демократического принципа, то перед таким ограничением преступно было бы остановиться".
Однако Георгий Валентинович был убежден, что крестьянская страна еще не созрела для революции пролетарской и социалистической. А потому предвидел не "временное ограничение демократического принципа" на период захвата и удержания власти, а то, что Россию ради большевистской идеи придется жестоко ломать через колено. А это уже совсем другая цена за светлое будущее. И Плеханов на эту цену не соглашался.
Принципиальные разногласия Плеханова с Лениным начались задолго до 1917 года. Убежденный в том, что о социалистической революции в России всерьез помышлять рано (и в то же время стремясь к свержению самодержавия), он в тактическом плане выступал за временный союз с либеральной буржуазией, за объединение усилий всего общества.
"Вооруженное восстание, — писал Плеханов, — дело нешуточное… легкомысленная болтовня о нем составляет настоящее преступление перед революционным пролетариатом. Между тем некоторые наши товарищи обнаруживают в этом случае почти невероятное легкомыслие. Их головы превратились в своего рода органчики, наигрывающие одну только арию вооруженного восстания. В этом восстании для них заключаются альфа и омега всей тактической мудрости. Это безумство".
Одним из тех товарищей, кто "легкомысленно играет на этом органчике", Плеханов считал и Ильича. Пинки и на этот раз были предельно жесткими. Как говорил Плеханов, Ленин собирает под свои знамена "разнузданную чернорабочую чернь" и строит свои планы на недоразвитости "дикого, голодного пролетариата".
Вернувшись после Февраля на родину (за плечами 37 лет эмиграции), Плеханов — когда-то руководитель группы "Освобождение труда", которую можно считать предтечей всех русских социал-демократических партий, — оказался в положении командующего без армии. Или в роли теоретика, который не может участвовать в практической революционной работе. Сказались и возраст, и подорванное здоровье, но главное —у Плеханова не было организованной структуры, которая могла бы влиять на события: небольшая плехановская группа "Единство" всерьез конкурировать с другими партиями не могла.
Высочайший авторитет остался, но этого оказалось недостаточно. Полагаю, Плеханова не сильно утешало, что к нему за советами между Февралем и Октябрем обращались очень многие. И не только левые, но и такие персонажи, как адмирал Колчак, бывший глава Думы Родзянко и черносотенец Пуришкевич.
Пытаясь переломить ситуацию, он опубликовал "Открытое письмо к петроградским рабочим", где предрекал гражданскую войну. Однако его совет избегать всего, что может вызвать кровопролитный конфликт в России, был приемлем для меньшевиков, но не для Ленина. Между тем влияние меньшевиков неуклонно падало, а большевистская риторика, наоборот, находила все больше сторонников. В конце концов революционная практика отодвинула революционного теоретика уже совсем к обочине.
После Октября Борис Савинков предлагал Плеханову возглавить антибольшевистское правительство, на что Георгий Валентинович ответил: "Я 40 лет своей жизни отдал пролетариату, и я не буду его расстреливать даже тогда, когда он идет по ложному пути".
Как показала дальнейшая история, Ленин лучше Плеханова чувствовал политическую конъюнктуру, поэтому большевикам и удалось взять власть в свои руки. Зато Плеханов лучше Ленина смотрел вдаль: сбылись все опасения, которые он высказывал относительно большевистского правления.