Этот образ попадает в учебники, прессу, школьные и университетские курсы и становится общепризнанным в этом обществе. Разумеется, всегда существует узкая группа ученых-историков, не поддающихся давлению государственной идеологии и стремящихся искать объективную истину; как правило, они знают много такого, что плохо укладывается в рамки официальной идеологической картины. Но влияние их очень ограниченно, во всяком случае, до тех пор, пока к власти не прорвется другая сила, которая пожелает «пересмотреть» старую идеологию.
К примеру, история царствования Екатерины Второй была написана историками-дворянами. Именно поэтому Екатерина предстает перед потомками в таком выгодном свете – как просвещенная царица, покровительница наук и искусств, мудрая правительница, расширившая пределы империи и осуществившая либеральные реформы.
Причем нельзя сказать, что все это неправда. Но у правления Екатерины была и другая, оборотная сторона: давление на Церковь, экспроприация земель у монастырей, разгром Пугачевского восстания и жестокая расправа с восставшими, усиление крепостного права и лишение крестьян последних остатков гражданского состояния, арест и заключение Новикова, ссылка Радищева (которого вернул из Сибири лишь рисуемый тираном ее сын Павел), засилье иностранцев при дворе, разгул коррупции. Дворяне при Екатерине II окончательно получили свободу; они могли не служить государству, но пользоваться при этом огромными привилегиями. Крестьяне окончательно превратились в рабов, «крещеное имущество», и должны были под страхом наказания исполнять все прихоти своих хозяев. Вполне естественно, что для дворян Екатерина действительно представала как благодетельница и даже лучшие из них не могли ее не идеализировать. И также понятно, что если бы история русская писалась, к примеру, крестьянами, то они бы нашли совсем другие слова для императрицы.
То же самое можно сказать про Никиту Хрущева. Нам его изображают как фигуру несколько противоречивую, но скорее положительную, чем отрицательную. Журналисты либерального лагеря не забудут упомянуть, что он выпустил на волю тысячи заключенных ГУЛАГа, выступил с осуждением культа личности Сталина, приказал вынести тело Сталина из Мавзолея и стереть имя вождя с карты СССР, дал, пусть и ограниченные, гражданские свободы. При нем в «Новом мире» вышла повесть Солженицына, прогрессивные поэты собирали многотысячные стадионы, в Москве прошел Международный фестиваль молодежи и студентов, полетел в космос спутник, а затем – первый космонавт. Конечно, не забудут сказать и про разгром выставки авангардистов, но все это так, сквозь зубы, чтоб совсем уж не запятнать образ этого «борца со сталинской тиранией». Про гонения на религию, разгром сельского хозяйства, продовольственный кризис, политические репрессии конца 1950-х, расстрел в Новочеркасске, пожалуй, вообще вспоминать не станут…
Хрущев – ставленник номенклатуры
Это вполне объяснимо. Канонический образ Хрущева для современной антисоветской идеологии был создан представителями советской привилегированной, фактически сросшейся с партноменклатурой интеллигенции. Это писатели, режиссеры, журналисты, которые были признаны и обласканы властью, более того, были связаны с нею близкими знакомствами, соседством по дому и по даче, а то и родственными связями. Между тем Хрущев не просто много сделал для широких слоев партноменклатуры. Он был ставленником этой номенклатуры. В. Дамье, объясняя, как Хрущеву удалось взять верх над такими крупными партийными вождями, как Маленков, которые явно ему не симпатизировали, пишет: «На политическую сцену вышло «среднее звено» партийного аппарата, которое опасалось возвращения к положению, существовавшему при Сталине, когда любой чиновник рисковал не только своим местом, но и головой. Выяснилось, что большинство членов ЦК КПСС на стороне Хрущева в его борьбе с другими сталинскими «олигархами». ЦК считался высшим органом партии в промежутках между съездами; в него входили партийные руководители республик, краев и областей и другие видные деятели государственной и хозяйственной номенклатуры». А далее он заключает: «Хрущев пришел к власти, опираясь на среднее звено партийно-государственной номенклатуры и на его тягу к стабильности».
А Федор Бурлацкий в своей книге о Хрущеве приводит следующий показательный исторический факт: когда Маленков выступил перед партактивом с критикой «аппарата», Хрущев выкрикнул: «но аппарат – наша основа» и сорвал аплодисменты сидевших в зале номенклатурщиков.
Итак, партноменлатура устала от того, что над ней постоянно нависал дамоклов меч репрессий. Ее представители хотели уверенности, что не начнется новая кампания против «врагов народа», которая существенно проредит их ряды, что за недостаточно эффективную работу их не будет ожидать у подъезда черный воронок, что им удастся дожить до старости и нянчить внуков на персональной государственной даче. И Хрущев им это гарантировал. Как пишет Юрий Богуславский в книге «Пять генсеков и писатель»: «Хрущев сделал главное, что от него хотела высшая номенклатура. Между ним и ею был заключен «священный договор», гарантировавший ей личную безопасность и свободу, а фактически неподсудность перед лицом закона… Мало кто в стране тогда знал, что при Хрущеве было принято тайное постановление Политбюро, в котором было записано раз и навсегда: без решения партийных органов ни один партийный работник или государственный служащий высокого ранга не может быть привлечен к уголовной ответственности.
Впрочем, придворные «мастера искусств», лепившие ставший теперь официозным образ Хрущева, не просто выполняли заказ своих хозяев. Они были вполне искренни, ведь хрущевская «оттепель» и им гарантировала свободу и достаток. Они могли теперь сколько угодно критиковать власть, используя эзопов язык, вполне прозрачный для таких же, как и они сами, полуоппозиционно настроенных читателей и зрителей – теперь им за это уже не грозили тюрьма и ГУЛАГ, а в худшем случае – окрик сверху и задержка со следующей книжкой. Главное не переступать определенную черту. Так, Сталина критиковать и даже шельмовать не только можно, но и нужно, а Ленина и лидеров революции из сталинского пантеона – нельзя. О тех лидерах Октября, кто при Сталине был низвергнут, – Троцком, Бухарине, Рыкове – предпочитали помалкивать: партия на ХХ съезде четкое мнение об их деятельности так и не сформулировала. При этом они выработали своеобразную дозировку оппозиционности и верноподданничества: сначала стихи или проза антисталинского толка с намеками на жесткость режима вообще, затем сразу же – восхваление очередного партсъезда или великой стройки пятилетки. Особенно наловчились в этом «поэты-трибуны» 60-х Евтушенко и Вознесенский…
Политические репрессии Хрущева
Диссидентская литература и современные исторические исследования рисуют образ совершенно иного Хрущева, который камня на камне не оставляет от наивных россказней о Хрущеве добряке-либерале, который якобы остановил репрессивную машину сталинизма, выпустил людей из лагерей, прекратил преследование инакомыслящих. Действительность была совершенно иная.
Значительную часть политзаключенных ГУЛАГа освободил вовсе не Хрущев, а… Лаврентий Берия. По бериевскому указу об амнистии от 1953 года вышли на свободу около 100 000 политзаключенных, сидевших по знаменитой 58-й статье.
После прихода к власти Никиты Хрущева в 1954 году по решению Президиума ЦК КПСС о пересмотре «контрреволюционных дел» было освобождено более 153 000 человек. Наконец, в 1955 году вышел указ, по которому были амнистированы еще 150 000 нацистских коллаборационистов (полицаев, власовцев, бандеровцев и т.д.). (Кто амнистировал политзаключенных больше: Берия или Хрущев? https://simfosj1.livejournal.com/1001932.html). Считать их политзаключенными вряд ли возможно, ведь это были люди, которые помогали немецко-фашистским оккупантам, а то и участвовали в расправах над советскими мирными гражданами и с оружием в руках воевали против армии своей Родины. Так что заслуга Хрущева – это освобождение лишь половины политзаключенных ГУЛАГа. Но нельзя не поставить ему в вину то, что, не отсидев положенный им срок, получили свободу больше сотни тысяч предателей, которые, вернувшись в свои родные республики – на Украину, в Прибалтику – стали отравлять своей ненавистью к советской власти и русскому народу детей и внуков (дед одиозного украинского националиста Александра Белого, между прочим, был бандеровцем, который за свои преступления попал в советский лагерь и был освобожден по хрущевскому указу).
Вместе с тем, выпустив на свободу тех политзаключенных, которые «сели» в сталинский период, Хрущев стал заполнять лагеря новыми политзаключенными. Эта история – хрущевские политические репрессии – вообще старательно замалчивается теми, кому выгодно изобразить Хрущева как либерала. Но это правда, которая подтверждена документами и статистикой. Только за один 1958 год по статье 70 (антисоветская агитация и пропаганда) УК РСФСР были осуждены 1416 человек. Это, конечно, меньше, чем за год Большого террора 1937–1938 годов, но и в десятки раз больше, чем в последующую, действительно относительно либеральную, эпоху Брежнева. В 1974 году председатель КГБ СССР Юрий Андропов заявил, что за все прошедшие с отставки Хрущева годы (то есть за 10 лет) за антисоветскую пропаганду в СССР было арестовано примерно столько же человек, сколько при Хрущеве за один 1958 год. (Политические репрессии при Никите Хрущеве и Леониде Брежневе http://referatwork.ru/category/radio/view/403012_glava_desyataya_politicheskie_repressii_pri_nikite_hruscheve_i_leonide_brezhneve).
Причем 1958 год не был каким-то особенным. За период с 1956 по 1960 год за «антисоветчину» в СССР было осуждено более 4600 человек. С 1961 по 1965 год – еще более 1000 человек. (Инакомыслие в СССР при Хрущеве и Брежневе 1953–1982 http://www.universalinternetlibrary.ru/book/24151/ogl.shtml).
А это ведь только осужденные по 70-й статье! Между тем как многие «рядовые антисоветчики», арестованные за выражение недовольства политикой партии и государства и оскорбления высших лиц и прежде всего самого Хрущева, проходили через суды как хулиганы, участники массовых беспорядков и даже бандиты. Не учтены и десятки тысяч тех, кто не был отправлен в места заключения, но был подвергнут другим мерам наказания за инакомыслие и нелояльность (исключение из партии и ВЛКСМ, автоматически означавшее конец всякой карьеры, увольнение с работы, выселение из столиц в провинцию). Не учтены убитые без суда жертвы подавления массовых беспорядков, причем как в СССР в 1953–1964 гг. (о чем будет подробнее сказано ниже), так и за рубежом, прежде всего в Венгрии в 1956 году. А между тем во время подавления мятежа в Венгрии были убиты – как советскими войсками, так и венгерской армией, полицией и силами госбезопасности, более 2500 повстанцев и более 300 мирных жителей, ранены – более 19 000 человек (потери советских войск составили 669 человек убитыми). Приказ открыть огонь был отдан лично Хрущевым, и фактически он же инициировал действия венгерской армии и силовых структур. Кстати, во время ввода войск в Чехословакию (так называемая Пражская весна 1968 года) были убиты 108 и ранены 500 (т.е. в более чем 20 раз меньше!) граждан Чехословакии. Обратите внимание: в результате операции по замирению ЧССР, руководимой Л.И. Брежневым, погибли 108 граждан ЧССР против 96 погибших советских солдат и офицеров, но о подавлении Пражской весны пишут и говорят все подряд и при этом именуют Брежнева не иначе как «кровавым палачом»! Во время замирения мятежной Венгрии за 12 лет до этого было убито 2500 граждан Венгрии против 669 погибших советских солдат и офицеров – и ответственный за эту бойню Хрущев слывет либералом-добряком, а про события в Венгрии в 1956 говорят и пишут разве что специалисты! Для большинства 1956 год – это не год, когда Хрущев в крови утопил Венгрию, а год, когда Хрущев осудил на ХХ съезде «репрессии Сталина»…
Не стоит забывать и про то, что именно при Хрущеве была на максимальной скорости запущена машина «карательной психиатрии». Никита Сергеевич однажды заявил, что только сумасшедший человек может быть недовольным жизнью при социализме. Сервильное окружение развило мысль генерального секретаря. Уже в июне 1957-го генпрокурор СССР Руденко и председатель КГБ Серов обратились к руководству страны с запиской, где предлагали проводить психиатрическую экспертизу «антисоветчиков» (если те ранее не состояли на учете в психдиспансере) и в случае положительного заключения отправлять их не в тюрьму, а на принудительное лечение. (Карательная психиатрия в СССР http://rus-historical.blogspot.ru/2016/07/blog-post_8.html). В стране появились спецпсихбольницы («судебно-психиатрические учреждения»), куда помещали совершенно здоровых людей, которые отличались от других лишь своей нелояльностью к режиму Хрущева. Медики для них придумали несуществующую психическую болезнь, которая отсутствовала в справочниках всех остальных стран мира, – вялотекущую шизофрению. Ее симптомы при желании можно было обнаружить у любого человека (впрочем, после «лечения» в тюремной психбольнице человек действительно мог стать сумасшедшим). В 1961 году была открыта Сычевская тюремная психбольница (Смоленская область), в 1964 – Благовещенская (Амурская область). Использовались и уже имевшиеся психиатрические клиники. Через спецпсихбольницы прошли многие диссиденты – П. Григоренко, В. Буковский, Н. Горбаневская, А. Есенин-Вольпин (математик, сын поэта Сергея Есенина).
Условия пребывания в спецпсихбольнице описывал Петр Григоренко – ветеран войны, генерал-майор Вооруженных сил СССР, преподаватель Военной академии, ставший правозащитником, в записках «О специальных психиатрических больницах («дурдомах»)» (http://www.sakharov-center.ru/asfcd/ auth/?t=page&num=2050). Сам он в 1964 году был помещен в Ленинградскую СПБ за выступления против культа личности Хрущева и его политики на партконференции и в письме к московским избирателям, а также за создание подпольной организации «Союз борьбы за возрождение ленинизма». После неудачных попыток следствия законным порядком доказать его виновность по статье 70 (неудобно было объявить антисоветской пропагандой призывы руководствоваться ленинским наследием!) следствие отправило его на психиатрическую экспертизу, которая ожидаемо признала его «невменяемым» (позднее, после эмиграции, Григоренко прошел за рубежом независимую психиатрическую экспертизу и был признан здоровым). Генерал Григоренко описывает множество случаев, когда люди помещались в эту СПБ за карикатуру на Хрущева, выступление на собрании с критикой партруководства, за критическое письмо в руководящие инстанции, причем врачи больницы (некоторые из которых не скрывали своей причастности к КГБ и даже ходили в форме этого ведомства) сразу их ставили перед дилеммой: раскаешься – получишь три или пять лет лагерей и потом освободишься, не раскаешься – будешь здесь «лечиться» всю жизнь.
Итак, в годы правления Н.С. Хрущева в СССР были развернуты масштабные репрессии против инакомыслящих и вообще лиц, недовольных политикой режима. Это не противоречит тому факту, что именно при Хрущеве была проведена реформа МВД и КГБ и из этих структур были уволены представители «старой, сталинской генерации», которых объявили ответственными за репрессии 1930-х годов. Автор труда «Инакомыслие в СССР при Хрущеве и Брежневе» отмечает, что суть хрущевской либерализации работы силовых служб СССР состояла вовсе не в том, что политические репрессии прекратились, а в том, что правила игры стали понятнее и люди знали, за что их могут привлечь к уголовной ответственности, а за что – нет. Таким образом, лояльные граждане и даже фрондеры из либеральной творческой интеллигенции могли не беспокоиться за свою судьбу, если они не переступали в своих словах и действиях определенную границу (тогда как во время Большого террора 1937–1938 годов даже лояльные граждане ни в чем не были уверены: их могли оклеветать уже арестованные знакомые, на них могли написать анонимку соседи и т.п.).
Могли оставаться спокойными за себя и представители партноменклатуры. Как уже говорилось, тайное распоряжение Хрущева выводило представителей партийного аппарата (а фактически и членов их семей) из сферы действия МВД и КГБ, да и, назовем вещи своими именами, из сферы действия советских законов. Именно поэтому, кстати, на цековских дачах и в роскошных квартирах в «сталинских домах» зачастую свободно велись разговоры и высказывались мнения, за которые простого пролетария, колхозника, студента или работника научного института могли отправить и отправляли в лагерь или в спецпсихбольницу. Но огромная масса простых людей, которые не могли скрыть своего несогласия и возмущения, попадала под карающий меч хрущевских репрессий и расплачивалась годами жизни, проведенными за решеткой и колючей проволокой, а то и жизнью (потому что расстреливать за политические преступления при Хрущеве не прекратили, да и внесудебные расстрелы демонстраций в городах, особенно при позднем Хрущеве, были не редкостью). Как уже отмечали публицисты левопатриотической оппозиции, оттепелью эпоха Хрущева была лишь для интеллигентов, принадлежавших к либеральной фронде, вроде И. Эренбурга – автора этой метафоры. Для выходцев из остальных слоев, и прежде всего для горожан и рабочих, простых людей, правление Хрущева было кровавым и свинцовым дождем.
Об этих беспорядках и бунтах широкой общественности известно мало, поэтому имеет смысл кратко пройтись по основным эпизодам. Они очень хорошо и скрупулезно отражены в работе историка В. Козлова «Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе». Знакомство с ней позволяет осознать подлинный масштаб этой поистине народной войны против Хрущева, вынудившей его запустить машину политических репрессий, а потом и перейти к прямым расстрелам мирных демонстраций на площадях советских городов.
Солдатские волнения
Самые ранние беспорядки в СССР в правлении Хрущева – это солдатские волнения. В 1955 году Хрущев начал реформу армии. В 1955–1958 годах из армии было уволено более 2 миллионов солдат и офицеров. Затем, в 1960-х, еще 1 миллион 200 тысяч. Увольнения производились крайне грубо и цинично, людей выбрасывали на улицу с семьями, без пенсий, без выходных пособий, без помощи в трудоустройстве (причем речь шла о ветеранах войны!). КГБ, который занимался перлюстрацией писем, докладывал руководству страны об озлобленности офицерского корпуса и о резкой критике Хрущева. Представления о воинской дисциплине мешали офицерам выступать открыто, но они занимались тайным саботажем. Резко снизилась дисциплина среди офицеров и солдат, участились конфликты. В 1953–1960 годах из 90 случаев массовых хулиганских действий (групповые драки, беспорядки) 44 приходятся на долю военнослужащих. Учащаются драки солдат с местным жителями и ответные нападения местных на солдат в отдаленных воинских гарнизонах (Узбекистан, Белоруссия, Армения). Имелось множество случаев драк и побоев на железной дороге (с убийствами и нападениями на милиционеров). Конечно, часто это было простой уголовщиной, но в ряде случаев звучали и оппозиционные политические призывы.
Особенной конфликтностью отличались строительные батальоны и рабочие, призываемые на военные объекты через военкоматы. Хрущев разрушил экономику ГУЛАГа, и в ряде отраслей возникала нужда в дешевой рабочей силе. Вместо того чтобы, создав нормальные условия труда, направить туда обычных рабочих, заключенных просто стали заменять солдатами из стройбатов. Для этого расширили стройбаты, скидывая туда худших солдат (имевших дисциплинарные взыскания, больных, бывших заключенных). Такие части были слабоуправляемы, в них порой заправляли уголовные авторитеты, офицеров избивали и обворовывали. В 1953–1963 годах по всей стране прокатываются стройбатовские беспорядки, в ходе которых избивали и убивали мирных жителей, насиловали женщин, громили магазины (яркие примеры – Котово, Молотовск, Бийск в 1955). В ряде случаев в конфликты вмешивалась милиция и даже были жертвы. В 1954 году в Барнауле после массовых избиений мирных жителей и нападений на милиционеров местные рабочие атаковали солдат и 5 человек было убито. Примечательно, что во время погромов в общежитиях, в пунктах милиции погромщики оскверняли (рвали, изрисовывали, снабжали оскорбительными надписями) портреты Хрущева.
Но наиболее острые конфликты возникали из-за военных оргнаборов, т.е. в среде рабочих (часто бывших стройбатовцев), призванных военкоматами на стройки. Самый известный конфликт такого рода произошел в Кемерове в 1955 году. 18 июля 1955 года Совмин СССР продлил еще на полгода срок обязательной работы для призванных военкоматами рабочих, строивших в Кемерове два завода и химкомбинат. Строительное начальство побоялось им сообщить об этом, потому что до этого их обещали демобилизовать вместе с солдатами. В сентябре, когда вышел указ о демобилизации, обман раскрылся и более 2000 рабочих объявили забастовку и устроили митинг у здания треста. Они заявили, что приказ Совмина ложный, избили начальника, который уговаривал их начать работу, и стали ждать «правильного приказа». Зачинщиков (около 100 человек) арестовали. После их ареста в Кемеровской области появились листовки, называвшие верхушку партии советской буржуазией, угнетающей рабочих, и призывавшие к «советской власти без буржуазии».
Сталинистский бунт в Грузии в 1956 году
Доклад Хрущева на ХХ съезде о культе личности Сталина вызвал искренне возмущение народных масс. Текст доклада Хрущева так и не был опубликован и о его содержании советским гражданам, не состоявшим в партии, предоставлялось судить по сообщениям зарубежных радиоголосов. Многие полагали – и небезосновательно – что Хрущев таким образом пытается снять с себя и таких же, как он, мелких «вождей» вину за те кровавые репрессии, которые он сам развернул в бытность партруководителем на Украине и в Москве (а ему подобные – по всей стране). Берия в 1953 году стал выпускать из лагерей политзаключенных, Хрущеву пришлось продолжить этот процесс, и кого-то нужно было назначить «главным злодеем». Между тем для абсолютного большинства Сталин оставался символом справедливости и попытка повесить на него «всех собак» вызвала непонимание и яростный отпор.
Особенно резко негативно эти действия были восприняты на малой родине Сталина – в Грузинской ССР. Волнения начались еще 5 марта 1956 года – в годовщину смерти Сталина, когда по собственному почину более 200 студентов принесли траурные венки к памятнику Сталину в Тбилиси. Траурный митинг продолжился на следующий день, и тут выяснилось, что из Москвы пришло указание – зачитать коммунистам письмо о культе личности и прекратить траурные демонстрации. В знак протеста уже 7 марта на улицы города вышли студенты 19 тбилисских вузов и ученики школ. К ним присоединились взрослые горожане, и к вечеру у монумента Сталину собрались 70 000 человек. Они проклинали очернителей Сталина, читали стихи о Сталине и пели песни о нем. Милиция не решилась вмешаться из-за массовости митинга. Два милиционера были избиты. 8 марта весь город был парализован. Протестующие захватывали грузовики, набивались в кузовы и разъезжали по городу с флагами и портретами Сталина и Ленина. Демонстранты избивали работников ГАИ и милиционеров, затем собрались напротив здания ЦК Компартии Грузии и потребовали от ее руководителя Мжанавадзе осудить доклад Хрущева на ХХ съезде. Председатель Компартии Грузии выступил и пообещал не дать в обиду Сталина, но требования демонстрантов становились шире. Они желали просталинских статей во всех газетах, демонстрации в кинотеатрах фильмов о Сталине, возвращения сталинского гимна Грузинской ССР, дружбы с Китаем, где Мао Цзэдун уже осудил доклад Хрущева. Распространились слухи, что протесты поддержали студенты Москвы, Ленинграда и других городов, что увеличило количество протестующих. Фактически вся республика, включая партруководство и руководство МВД, была на их стороне. На следующий день грузинские газеты вышли с портретами Сталина, перед митингующими еще раз выступил Мжанавадзе, но протестующим этого было уже мало. Они выступили с требованием снятия с постов Хрущева, Микояна и Булганина, введения сына Сталина Василия в состав ЦК и выдвинули соответствующее обращение ко всем республикам СССР. Тбилисцев поддержали жители Гори и Сухуми (в Гори 5 марта собрались на митинг от 50 000 до 70 000 человек). В Тбилиси начались параллельные митинги уже с националистическими лозунгами, против армян и русских. Москва решила привлечь к подавлению восстания (в которое фактически уже превратились демонстрации) армию. В городе началось военное патрулирование силами тбилисского гарнизона. Были расклеены листовки с требованием восстановления порядка. Последовали задержания. Толпа попыталась штурмовать отделение милиции, чтоб захватить оружие, на солдат набрасывались с ножами и арматурой. В город ввели танки и БТРы, солдаты открыли огонь из автоматов (в том числе по группам школьников и студентов). Показательно, что для подавления восстания использовались части с преобладанием русских солдат и офицеров, что горожане восприняли как атаку русских на грузин. Восставшие забирались на танки и рисовали на них свастики, обзывали солдат фашистами. По данным МВД около монумента Сталина автоматическим огнем было убито на месте 15 человек, еще 7 после скончались в больницах, 54 было ранено. В других концах города военные также открывали огонь по митингующим. Среди солдат и милиционеров тоже были раненые и избитые. На следующий день в Тбилиси прибыла из Гори толпа для поддержки митингующих, но она была рассеяна выстрелами в воздух. 12 марта офицер Кухианидзе, работавший в кутаисском военкомате, призывал распропагандировать и привлечь на сторону восставших военную часть в Кутаиси, где было много солдат и офицеров-грузин, но был арестован. Всего арестовали более 200 человек.
Под влиянием событий в Тбилиси в 1956 году возникла подпольная организация грузинских националистов, в которую вступил молодой Звиад Гамсахурдиа – будущий диссидент и президент независимой Грузии. С другой стороны, Хрущев понял взрывоопасность критики Сталина. До 1961 года развенчание культа личности стало очень умеренным, а тело вождя еще долгое время так и оставалось в Мавзолее.
Русский бунт в Грозном в 1958 году
Следующий эпизод – русский бунт в Грозном (бывший лишь самым крупным эпизодом межэтнических столкновений на Северном Кавказе и в других нацреспубликах, прежде всего в Прибалтике, в правление Хрущева). Хрущев во второй половине 1950-х стал возвращать из ссылки «депортированные народы» и среди них – чеченцев и ингушей (вайнахов). Процесс было трудно контролировать: получив разрешение, чеченцы и ингуши стали возвращаться на родину самостоятельно, не признавая никакие планы по переселению. В 1957 году восстановили чечено-ингушскую автономию. О конфликтах между возвращающимися и уже живущими на этой территории русскими партийное руководство, вероятно, задумывалось, но недостаточно и не учло всех последствий. А ведь на месте Чечено-Ингушской республики уже существовала Грозненская область, куда переселили большое количество русских граждан (как это было сделано и в Крыму), а также осетин, аварцев и кумыков. Они жили в домах, которые некогда принадлежали выселенным чеченцам и ингушам, и те, конечно, хотели их вернуть. Партийное начальство пыталось заставить бывших спецпоселенцев селиться в других местах, но те не желали, да и жилья все равно всем не хватало. Не могли переселенцы найти себе и работу в местах, указанных государством.
Начались конфликты, драки, перерастающие в массовые, убийства. Сначала все это было локально, затем перетекло в социальный взрыв. Произошел он в Грозном, в котором было больше всего русского и русскоязычного населения, как в силу того, что он был основан как русская крепость, так и потому, что там было много промышленных предприятий, где работали преимущественно русские.
23 августа 1958 года в пьяной драке двумя молодыми чеченцами был убит рабочий Степашин. 25 августа на похоронах Степашина начался стихийный митинг протеста, на которым стали раздаваться ксенофобские призывы. Требовали, чтоб в город приехал Хрущев, и чтоб чеченцев снова выселили с Кавказа. Похороны продолжались два дня. На второй день толпа с гробом, выросшая до 800 человек, прорвав оцепление милиции, пришла к обкому КПСС, куда продолжали прибывать люди. Собралось 7000 человек. После митинга пошли на кладбище и похоронили Степашина. Но оставшаяся на площади часть толпы выступила с лозунгом «Долой лжекоммунистов!» и ночью напала на здание обкома, разгромила его и была потом рассеяна милицией. Утром в городе появились листовки, около обкома снова собралась толпа, которая вновь его захватила и стала избивать вышедших на работу партийных секретарей. Группы молодежи рыскали по городу и искали чеченцев. Вечером толпа ворвалась в здания КГБ и МВД, искали задержанных демонстрантов, но не нашли, потому что тех уже отпустили. Милиционеры не оказывали сопротивления. Толпа вернулась к обкому, и ее стихийные лидеры выдвинули требования: 1) переименовать Чечено-Ингушскую республику снова в Грозненскую область, 2) разрешить проживать в ней не более 10% чеченцев и ингушей, 3) лишить титульные народы привилегий. Утром толпа отправилась к телеграфу (где охрана оказала сопротивление и один демонстрант был убит), захватила его, и лидер демонстрантов Шваюк передал требования в ЦК КПСС по телефону. Затем ночью был захвачен вокзал. Тут в город вошли войска (Москва приняла меры), солдаты не стреляли, избивая демонстрантов прикладами автоматов. Они рассеяли толпу. На следующий день в городе арестовывали отдельных хулиганов, ругавших Хрущева.
Всего от беспорядков пострадало 32 человека (среди них много работников обкома), двое гражданских были убиты. Задержаны были 93 человека, на 64 заведены уголовные дела. Убийц Степашина также судили, одного приговорили к расстрелу, другого к 10 годам тюрьмы.
Возможно, события в Грозном укрепили Хрущева в его принятом в 1956 году решении запретить крымским татарам возвращаться в Крым. Однако это решение привело к другой проблеме – возникновению крымско-татарского диссидентского движения.
Расстрел рабочих в Темиртау в 1959 году
«Целинная эпопея» Никиты Хрущева имела кроме светлой, показываемой в фильмах и кинохрониках и воспетой поэтами и писателями, и оборотную, темную сторону, о которой молчали газеты и скупо сообщали узкому кругу лиц лишь сводки МВД и КГБ. Это постоянные коллективные драки, хулиганство и волнения на почве неустроенного быта и пьянства, наконец, межэтнические столкновения как среди тех, кто приехал осваивать целину, а также между ними и местными жителями. Своего пика все это достигло в 1958 году, когда целые целинные городки стали выходить из-под контроля городских властей и милиции. Самый известный бунт целинников – это бунт в Темиртау Казахской ССР.
В 1959 году на строительство Карагандинского металлургического завода туда прислали 2000 комсомольцев, которых из-за нехватки жилья разместили в брезентовых палатках. Палатки протекали во время дождя, люди ходили в мокрой одежде, не было воды, чтобы умываться, пища была гнилой. Фронт работ не успели подготовить, и многие проводили дни в безделье. Партийные начальники выгоняли жалобщиков и не хотели их слушать. Процветали пьянство, драки, столкновения с милицией. Среди рабочих были бывшие заключенные, которые навязывали свои порядки и ценности. 1–2 августа разгорелся бунт. Рабочие, которым не давали воды несколько дней, разгромили и сожгли столовую. Приехавшая милиция их разогнала и арестовала пару первых попавшихся рабочих (как выяснилось, ни в чем не повинных). Наутро толпа разгромила горотдел милиции, но задержанных уже увезли. Приехало начальство (в том числе секретарь горкома), пообещало все исправить, люди разошлись.
Наутро рабочим привезли цистерну с питьевой водой, но для дезинфекции туда добавили марганцовки, и вода приобрела розовый цвет. Возмущенная толпа с обвинениями, что их поят отравой, снова взяла штурмом отделение милиции (которое уже охраняли 30 солдат) и получила обещание, что их арестованных товарищей освободят и привезут. Власть обещание выполнила, и часть протестующих вернулась в городок, однако часть, где преобладали уголовники, разгромила здание треста и разграбила универмаг. На них бросили милицию и солдат, которые открыли огонь. Однако из толпы полетели камни, палки, некоторые, вооружившись обрезами, стали отстреливаться. Хотя толпу у универмага разогнали, пронесся слух, что восставших убивают, ночью восставшие разгромили рынок, и днем в городе снова начались погромы и беспорядки. Милиции и войскам удалось установить порядок лишь к вечеру 3 августа. В результате беспорядков было убито 11 их участников и еще 5 умерли в больнице. Среди солдат и офицеров 109 получили ранения. Было задержано 190 человек, против 42 возбудили уголовные дела.
Участники Темиртауского восстания не выдвигали политических требований, но показательно, что они утверждали, что борются за социальную справедливость, и обращает внимание на себя их ненависть к милиции и к солдатам, что свидетельствовало об их отношении к хрущевскому режиму.
Волнения верующих
Еще один малоизвестный эпизод конфликтов народа и государства при Хрущеве – волнения верующих. Как известно, Никита Хрущев объявил, что в ближайшие 20 лет в СССР будет построен коммунизм. С этим мало вязалось существование в СССР религии, по отношению к которой с периода войны были послабления. Хрущев берет курс на полное искоренение религии. Причем если впоследствии при Брежневе удар государственной машины был направлен против сектантов (баптистов, адвентистов, пятидесятников, иеговистов), то Хрущев подверг гонениям именно Русскую православную церковь. Стали закрываться церкви, затем монастыри. По Церкви был нанесен финансовый удар: налогом обложили свечное производство – основной источник доходов церкви. Антирелигиозная пропаганда достигла уровня истерии. Закрытия церквей проводились варварски: со снятием крестов, сносом зданий строительной техникой. В 1959 году при попытке закрыть монастырь в Молдавии местные жители с лопатами и вилами набросились на начальство. Позднее 200 монахинь забаррикадировались в церкви, при попытке их выгнать оттуда солдаты и милиция встретили сопротивление местных жителей. Милиционер, открыв огонь, убил одного участника беспорядков. На Украине в том же году было три случая сопротивления закрытию монастырей: верующие препятствовали властям, писали телеграммы в Москву, лично Хрущеву. В 1960 году в Челябинской области по приказу властей разломали церковь бульдозером, возмущенные верующие отправили три делегации жалобщиков в Москву. В 1960 году в Киевской области толпой из 200 человек были избиты чиновники, пытавшиеся закрыть церковь и прибывшие им на помощь милиционеры. В 1962 году в Тернопольской области при попытке закрыть церковь верующие ударили в колокол, толпа избила приехавших чиновников, были аресты.
Протесты верующих охладили антирелигиозный пыл Хрущева и гонения на Церковь пошли на спад.
Политические бунты начала 1960-х:
Александров, Муром, Новочеркасск
Однако пиком политических протестов периода правления Хрущева, конечно, стали бунты в русских городах – Александрове, Муроме, Новочеркасске, которые закончились кровопролитием и во время которых антихрущевский характер протестов проявился наиболее ярко. Причины их были связаны с экономическим и продовольственным кризисом начала 60-х, а также с противоправными действиями милиции. В 1961 году одновременно власти провели денежную реформу, повысили цены и увеличили нормы выработки для рабочих. Это вызвало массовые протесты. В 1960–1962 годах на территории СССР было распространено около 34 тысяч анонимных документов с критикой и призывами к свержению Хрущева и его клики, в том числе 23 тысячи листовок (листовки распространялись даже в центре Москвы). Люди не только ругали генсека «в своем кругу» и писали подметные письма и листовки, они объединялись в группы сопротивления. В 1961 году КГБ раскрыл около 47 таких групп (в основном молодежных, ориентированных на марксистскую идеологию и обвиняющих Хрущева в извращении социализма), в первом полугодии 1962-го – уже 60. Были арестованы даже террористы (группа в Грузии и одиночка в Таджикистане), которые собирались физически расправиться с Хрущевым. В Приморье и в Гори прошли стихийные забастовки рабочих. Распространились сталинистские настроения (в народе вспоминали, что Сталин снижал цены, а Хрущев их поднимает). Не будет преувеличением сказать, что вся страна стояла на грани восстания.
Агрессия, копившаяся в народе, выплеснулась в городских бунтах. Самый первый произошел в январе 1961 года в Краснодаре. Возмущенная задержанием солдата, находящегося в «самоволке», толпа на рынке избила дружинников и милиционеров, отправилась к военной комендатуре и устроила там погром. Именно там прозвучали первые политические лозунги («Против офицеров и генералов!» и «Устроим вторую Венгрию!»), и там же пролилась первая кровь: охраной, открывшей огонь, был убит один митингующий.
На следующий день его похороны превратились в политическую демонстрацию. Толпа понесла гроб к крайкому КПСС с пением революционных песен и устроила там митинг. Демонстранты требовали расследования, а также повышения зарплаты и смены правительства, пытались сообщить о случившемся в Москву. Милиция и войска рассеяли толпу. Наутро на краснодарских заводах появились листовки, где утверждалось, что после смерти Сталина партия переродилась, к власти пришла буржуазия, и что рабочие должны начать борьбу за дело революции. Около крайкома снова собралась толпа в 1000 человек. Ругали начальство, руководство партии, не подчинялись призывам первого секретаря и командующего военным округом. Но в конце концов их разогнали и начались задержания. 15 человек были осуждены за беспорядки, 7 – за хулиганство.
В этом же году произошли бунты в городах Муроме, Александрове и Бийске. Все они были стихийные, без политических лозунгов, в них участвовали скорее маргиналы (хулиганы, пьяницы, уголовники), но поражает их массовость, ожесточенность и уровень ненависти по отношению к работникам милиции (во всех случаях милицию обвиняли в избиениях и убийствах людей, а также в отъеме денег).
Наконец, настоящим символом восстания советских рабочих против власти Хрущева стали события в Новочеркасске 1–2 июня 1962 года. Рабочие Новочеркасского электровозостроительного завода (НЭВЗ) уже весной кипели от возмущения. Жили бедно, в городе были перебои с мясом, маслом и даже с хлебом. За несколько месяцев до событий в обмоточно-изоляционном цехе из-за плохой техники безопасности отравились 200 человек.
Восстание было спровоцировано совпадением двух событий: центральные власти повысили цены на мясо и масло (примерно на 30%), причем газеты цинично сообщали, что сделано это «по просьбам трудящихся», и одновременно руководство завода на треть повысило норму выработки (фактически уменьшив зарплату). 1 июня, когда рабочие узнали об этом, на заводе началась стихийная забастовка. Утром работники сталелитейного цеха (около 200 человек) отправились к заводоуправлению и стали требовать повышения расценок, упирая на то, что им нечего будет есть и нечем кормить семьи. Вышедший к ним директор Курочкин заявил: «Нет мяса – ешьте пирожки с ливером!» Вряд ли он знал, что практически повторил роковую ошибку французской королевы Марии-Антуанетты, которая, по слухам, сказала восставшим голодным парижанам: «Нет хлеба, так ешьте пирожные». Парижане, как известно, отрубили королеве и ее мужу головы. Рабочие Новочеркасского завода от возмущения дали гудок и призвали к забастовке весь завод. Вскоре бастовало уже 5000 человек. Рабочие перекрыли железную дорогу и захватили поезд. Со здания заводоуправления они сняли портрет Хрущева и глумились над ним. На паровозе написали «Хрущева на мясо!». На видном месте повесили плакат: «Мяса, масла, повышения расценок!» Из толпы звучали оскорбления в адрес номенклатурных чиновников-коммунистов. Рабочие избили и чуть не повесили главного инженера Елкина, который уговаривал всех вернуться к работе.
О случившемся немедленно доложили в Москву, лично Хрущеву. Он приказал первому секретарю Ростовского обкома Басову, а также министру обороны Малиновскому и главам МВД и КГБ подавить восстание. В Новочеркасск были отправлены члены президиума ЦК КПСС Микоян и Козлов.
Вскоре на завод приехали Басов, секретарь горкома Логинов и вместе с директором Курочкиным они попытались выступить перед толпой, но их никто слушать не стал – рабочие свистели и кидались камнями и бутылками. Басов, забаррикадировавшись в кабинете заводоуправления, по телефону попросил о вводе войск на завод (до этого Малиновский уже дал приказ выдвинуться 18-й танковой дивизии Северо-Кавказского военного округа). Однако сначала пытались использовать милицию. Но рабочие, пользуясь численным превосходством, оттеснили отряд из 200 милиционеров, троих из них избили. Милиция оружие пока не применяла. Разогнали рабочие и отряд из 30 военных, которые приехали на БТРах. У них не было боевых патронов, и среди рабочих распространилось убеждение, что по ним стрелять не будут, так как «только царские войска стреляли по рабочим» (имелись в виду Кровавое воскресенье и Ленский расстрел). Правда, солдатам удалось освободить и вывезти Басова и других начальников.
На следующий день бастующие решили идти колонной к горкому КПСС. Но ночью в город были введены танки и солдаты, взяты под охрану все важные учреждения, на улицах появились вооруженные патрули. Танки въехали во двор НЭВЗ и вытеснили бастующих (по некоторым сведениям, раздавив гусеницами нескольких рабочих, потому что рабочие прыгали на броню, ругались и пытались достучаться до танкистов). Появление танков и солдат привело к тому, что восстал весь город. К центру города пошли колонны рабочих с других заводов, к ним присоединялись горожане. Повсюду разбрасывались листовки с обвинениями Хрущева в том, что он переродился в буржуазного правителя и отошел от ленинских принципов. Вспоминали Сталина и кричали, что при нем цены снижали, а не повышали. Демонстранты несли красные флаги и портреты Ленина, впереди шли женщины и дети. Военные перегородили мост танками и БТРами. Глава военного округа Плиев отдал своему заместителю – генералу Шапошникову, который находился на месте, приказ: не пропускать никого в центр города и открыть по людям огонь из танков. Генерал Шапошников, бывший фронтовик, Герой Советского Союза, отказался его выполнить, заявив: «Не вижу противника, по которому надо стрелять из танков». Так он спас многие десятки, а может, и сотни жизней. Более того, Шапошников велел мотострелкам разрядить автоматы и вынуть магазины, чтоб никого не убить даже случайным выстрелом.
Толпа, пользуясь бездействием солдат, двинулась вперед. Люди просто перелезали через технику военных и шли. Придя к горкому, толпа стала требовать, чтоб вышел Микоян. Однако Микоян с Козловым уже давно, узнав, что рабочие прорвались к центру, скрылись в военном городке.
Толпа ворвалась в здание, выставила на балконе портрет Ленина и с балкона стали выступать все желающие ораторы. Требовали снижения цен, потом раздались призывы разоружать солдат. Самые агрессивно настроенные, поверив слуху, что милиционеры задержали группу рабочих, отправились к зданиям горотдела милиции и КГБ, захватили их, пытались разоружить солдат, но были остановлены огнем (в горотделе милиции были убиты 4 человека).
В это время к зданию горкома прибыл начальник военного гарнизона города генерал-майор Олешко с 50 автоматчиками. Оттеснив рабочих, они выстроились шеренгой у горкома и дали очереди вверх. В толпе закричали, что армия по рабочим стрелять не будет, что это холостые, и люди хлынули на солдат. В ответ прозвучали очереди боевыми патронами. Толпа отшатнулась, на площади лежали от 10 до 15 убитых. Люди в панике бросились бежать.
Бунт на улицах города продолжался. Люди бросались камнями в солдат, выкрикивали оскорбления. В городе ввели комендантский час, начались аресты (арестовали более 200 зачинщиков, которых выявило тайное наблюдение КГБ). По радио постоянно передавали выступление Козлова – зампредседателя Совмина СССР. Он говорил, что бунт устроили уголовники, что огонь около горкома был открыт по просьбам самих горожан, намекал на скорое наведение порядка с обеспечением продуктами. Людей успокоило, что наказывать будут не всех горожан, а только «кучку хулиганов». Они стали расходиться. Постепенно ситуация в городе нормализовалась. Лишь через несколько дней в Новочеркасске некий «Народный комитет» распространил листовку, где угрожал властям, что сообщит о произошедшем в западные посольства, если власти не укажут родственникам, где похоронены убитые (все трупы мятежников были ночью развезены по кладбищам и похоронены в чужих могилах). Власти не отреагировали, никакого продолжения не последовало.
Власти засекретили информацию о бунте в Новочеркасске. Хрущев и его приспешники очень боялись повторения событий в других городах Советского Союза, где и так обстановка была напряженной. Новочеркасск грозил стать тем, чем для царя стало Кровавое воскресенье: советская армия расстреляла советских рабочих, которые пришли к горкому с портретами Ленина и красными флагами, ведя жен и детей. Специалисты считают, что если бы эта информация распространилась, Хрущева, возможно, ждала бы новая пугачевщина.
Тем не менее кое-какая информация постепенно растекалась. В Ростовской области появились листовки, где рабочих призывали к самоорганизации, и повторялось, что режим Хрущева отошел от заветов Ленина и Сталина и стреляет в собственный народ. Генерал Шапошников, потрясенный произошедшим, написал ряд листовок от имени «Неистового Виссариона», где рассказывал о расстреле в Новочеркасске и призывал к созданию Рабочей партии большевиков. Листовки он отправлял по почте студентам вузов, в Союз писателей СССР, отдельным писателям.
Хрущев приказал жестоко расправиться с арестованными. По приговору суда было расстреляно 7 человек, которые были объявлены лидерами бунта (как потом выяснилось, большинство из них таковыми не были). Чтобы подвести их под расстрельную статью, им инкриминировали не участие в массовых беспорядках (за это по закону не расстреливали), а бандитизм. И это невзирая на то, что ни у одного из них не было оружия, тогда как статья «Бандитизм» предполагала использование оружия.
105 человек получили сроки от 10 до 15 лет. Многие из них провинились лишь в том, что были в толпе во время бунта и их сфотографировали работники КГБ. Старались арестовывать тех, у кого ранее была судимость (за хулиганство или кражу) – чтоб доказать нравившуюся Хрущеву версию, что это был бунт уголовников и воров – зажравшихся и попусту горланивших о бедственном положении. Чтобы понять, какие они были зажравшиеся, достаточно привести факт, касающийся одного из пострадавших – молодого рабочего Сергея Сотникова (несудимого, члена КПСС). Он призывал рабочих идти на другие заводы, чтобы и там начали забастовку, создал группу агитаторов и вместе с ней отправился к «братьям по классу». Именно за это хрущевское «правосудие» приговорило его к смертной казни и он был расстрелян. Но кроме того, приговор суда предусматривал конфискацию имущества. Однако, сходив к Сотникову домой, работники КГБ составили бумагу, из которой следовало: постановление выполнить невозможно, так как… фактически имущества у Сотниковых нет. Обещанную заводом квартиру они с женой (тоже работницей) так и не успели получить, жили с двумя маленькими дочками в комнате общежития. Стол, стулья и кровать в комнате, а также посуда были казенные, ничем, кроме одежды, надетой на них, Сотниковы не располагали. Легко понять, почему отец семейства, узнав, что цены выросли, а зарплату им уменьшили, увеличив норму выработки, горячо поддержал возмущение рабочих…
Генерал Шапошников, отказавшийся стрелять по безоружным людям из танков, был лишен должности, уволен в запас, исключен из партии и позднее обвинен в антисоветской пропаганде, но Хрущев не отважился отдать под суд Героя Советского Союза, генерала-фронтовика.
Большинству осужденных после снятия Хрущева с поста генерального секретаря сроки были снижены (юристам было понятно, что они получили сроки, неадекватные их деяниям). В период перестройки уголовные дела 7 расстрелянных были подняты и пересмотрены: оказалось, что у 6 из них вообще не было никакого состава преступления, а седьмому можно было вменить лишь мелкое хулиганство, за которое тогда давали максимум 3 года. Милиция и КГБ хватали первых попавшихся, лишь бы быстрее выполнить кровожадные приказы Хрущева.
Непосредственную вину за бессудные и судебные расстрелы нес лично Хрущев, а также Козлов, Микоян и военные руководители – генералы Плиев и Олешко. Козлов и Микоян, бежав из здания горкома, связались с Хрущевым по телефону, и тот отдал прямой приказ стрелять по толпе, который они передали военному командованию. В 1992 году Генпрокуратура РФ символически открыла дело на гражданина СССР Хрущева Никиту Сергеевича по обвинению в организации массовых убийств в Новочеркасске 1–2 июня 1962 года (в обвинении также фигурировали Козлов и Микоян) и тут же закрыла дело в связи со смертью обвиняемых. Журналисты «свободной России» этот символический акт не заметили. Среди них преобладали либералы, которые твердили всем, что Хрущев – отец «оттепели», якобы прекративший политические репрессии…
Бунт в Сумгаите в 1963 году
Поле разгрома Новочеркасского восстания бунты в городах не прекратились, но пошли на убыль и стали терять политический характер. В основном это были антимилицейские восстания. С одной стороны, милиция в 60-е действительно зачастую позволяла себе лишнее, избивая задержанных граждан (особенно в вытрезвителях), притесняя торгующих колхозников, с другой стороны, в городах на фоне полунищеты и амнистий 1950-х развилась субкультура хулиганов и «блатных», которые ненавидели милицию и власть как таковую. Среди заметных милицейских бунтов при позднем Хрущеве можно отметить Криворожский 1963 года, в ходе которого толпа, обвиняя милицию в «беспределе», ворвалась в управление РОВД, разгромила его (как это было до этого в Муроме и Александрове). Бунт подавляли войска МВД и танковые соединения, были убитые и раненые.
Одним из последних собственно политических бунтов стали события в Сумгаите 7 ноября 1963 года. Примечательно, что проходили они под лозунгами «народного сталинизма», которые звучали и в Тбилиси, и в Новочеркасске.
7 ноября 1963 года в Сумгаите (Азербайджан), как положено, проходила праздничная манифестация. Рабочие, просто горожане шли мимо трибун, где стояло городское и партийное начальство. Однако начальники заметили, что, помимо портретов Хрущева, членов Политбюро и Ленина, люди несут и портреты Сталина, которые им не выдавали. Начальство отдало приказ отбирать их у демонстрантов. Однако колонна рабочих трубопрокатного завода встала на защиту парня, с которого милиционеры пытались сорвать значок со Сталиным. Демонстранты захватили трибуну, взяв в заложники начальников, сорвали со здания огромный портрет Хрущева и, поглумившись над ним, выбросили, а на его место повесили старый портрет Сталина. Бунтовщики громко призывали свергнуть Хрущева, ЦК и правительство, пытались захватить здание милиции. Против них бросили милицейские части из Баку, которые рассеяли толпу. Под суд попали 6 человек.
Главные причины недовольства
Как видим, в правление Хрущева значительная часть советских граждан была настроена к главе партии и государства резко негативно. Это выражалось в различного рода разговорах (которые органы характеризовали как «антисоветские»), в написании анонимных писем во всевозможные инстанции, распространении листовок и даже создании мелких подпольных групп и организаций (вроде «Союза за возрождение ленинизма» генерала Григоренко). Более того, практически каждый год во множестве в СССР вспыхивали массовые беспорядки, многие из которых проходили под политическими лозунгами. К концу нахождения Хрущева в должности генсека эти беспорядки стали столь значительными, что для подавления их приходилось привлекать армию и открывать огонь по бунтовщикам.
Главными причинами недовольства были:
– милицейский произвол по отношению к простым гражданам
– бытовые трудности горожан
– продовольственный кризис
– резкий разрыв в уровне благосостояния между народом и чиновниками и партноменклатурой, а также привилегии последних и защищенность от правоохранительных органов
– межнациональные противоречия, конфликты между русскими и представителями других народов на нацокраинах, привилегии нацменьшинств
– десталинизация, восторженно принятая верхушкой партии и интеллигенцией, но вызвавшая недоумение и растерянность у народа
– непродуманные реформы (гонения на религию, резкое сокращение армии и т.д.).
Волнения и бунты конца 50-х – начала 60-х имели свои особенности. Перечислим некоторые из них.
Это были именно народные и городские бунты. На деревню они не распространялись; как потому, что после раскулачивания деревня утеряла протестный потенциал, так и потому, что в эпоху Хрущева началась массовая миграция из деревень в города, уезжали самые активные, и они, становясь в массе своей низкоквалифицированными рабочими, и превратились в ядро городских бунтовщиков. Интеллигенция эти бунты не поддержала в силу своей идеологической оторванности от народа. Выступления интеллигенции – так называемое диссидентское движение – начались после 1964 года, а точнее, после процесса над поэтом Бродским, в ходе которого и стало формироваться правозащитное движение. На примере этого и других процессов легко заметить, кстати, что диссидентское движение было в массе своей узкоклассовым и ориентированным на защиту главным образом прав его социальной базы – самой интеллигенции.
Бунты эти были локальными, не связанными между собой, стихийными. Не существовало единого центра, организации, которая инициировала бы их и управляла ими, во многом в силу того, что интеллигенция, которая могла выполнить роль организатора и пропагандиста, находилась в стороне. Не существовало самиздата, зарубежные радиостанции не имели еще такой аудитории, как в 70-е и 80-е в силу малой распространенности соответствующих приемников. Властям, как правило, удавалось сохранить в тайне информацию о беспорядках, так что у бунтовщиков формировалось убеждение, что вся страна лояльна Хрущеву и только они осмелились бросить вызов. Это способствовало деморализации восставших и облегчало подавление бунтов.
Идеологией бунтов был «наивный коммунизм» и «народный сталинизм». После выступления на ХХ съезде массы увидели в Хрущеве предателя дела социализма, а плачевные результаты реформ Хрущева и превращение партноменклатуры в прослойку, оторванную от народа, утвердили массы в убеждении, что Хрущев и высшие чиновники – «буржуазные перерожденцы». Причем чем больше росла ненависть к Хрущеву, тем больше идеализировался Сталин. Во многом «народный сталинизм» можно сравнить со старообрядческим движением, возникшим в результате реформ патриарха Никона. И тут, и там неприятие изменений в главенствующей идеологии, наложенное на массовое недовольство политикой властей. Опять-таки неучастие интеллигенции в этой «народной войне» не позволило «народному сталинизму» выкристаллизоваться в стройную систематичную идеологию, годную для пропаганды.
Итак, неудача «народной войны» была предопределена.
Заключение
На 1963 год пришелся пик народных волнений, вызванных политикой Хрущева. Потом они пошли на спад. Но Хрущев все равно поплатился за свои кровавые преступления, хоть и всего лишь потерей власти.
Во многом заговор против Хрущева в верхушке партии, в результате которого Хрущев оказался на пенсии с унизительной формулировкой «за волюнтаризм», был вызван пониманием того, что дальше может быть еще хуже и что нужно что-то делать. Брежнев и его товарищи внимательно читали сводки КГБ и МВД, представляли себе размах народного недовольства, были знакомы с фактами о Новочеркасске. Они справедливо опасались, что продолжение прежней политики может окончательно дестабилизировать ситуацию. Придя к власти, брежневская группировка постепенно ослабила критику Сталина (в энциклопедии была напечатана нейтральная статья о Сталине, образ Сталина снова появился в книгах и фильмах о войне, в 1979 году несколькими статьями в центральных изданиях было отмечено 100-летие Сталина). С другой стороны, СССР стал экспортером нефти и газа в Европу, у страны появились нефтедоллары, возможность закупать ширпотреб и некоторую сельхозпродукцию за рубежом, повышать зарплаты простым гражданам. Уровень материального благосостояния граждан стал расти, и хотя проблема дефицита осталась, очередей за хлебом в городах, как при Хрущеве, уже не было. Приняли законы о «восстановлении социалистической законности», которые ограничили произвол работников МВД. Все это в совокупности привело к успокоению народа и примирению его с властью.
Кроме того, специалисты отмечают, что на брежневское правление приходится массовое угасание веры в идеологию, распространение конформизма и индивидуализма: такие люди, конечно, уже не готовы были идти с портретами Ленина и Сталина на автоматчиков. Построение потребительского рая в отдельно взятой собственной квартире для них стало гораздо важнее защиты социализма и чести генералиссимуса… Пожалуй, это верно, но лишь отчасти. Будущее показало, что народный сталинизм никуда не исчез, а только тлел под спудом потребительских настроений. Как только власть в лице Горбачева и Ельцина вернулась к либеральным реформам и шельмованию Сталина – причем в гораздо большей степени, чем в 60-е, – как народный сталинизм разгорелся с новой силой.
Но вернемся к началу брежневских контрреформ. До 1969 года по инерции были еще отдельные выступления в городах, но не столь массовые, все более редкие и в основном неполитические. С 1969 по1976 год КГБ вообще не зафиксировал ни одного (!) случая массовых беспорядков на всей территории Советского Союза. И с 1968 по 1982 год, то есть по год смерти Л.И. Брежнева, в СССР ни разу оружие не применялось против народа.
Массовые выступления и стрельба милиции и в армии в народ возобновились лишь в эпоху Горбачева (штурм здания ЦК Казахстана в Алма-Ате в 1986-м – милиция и войска стреляли в народ, было двое убитых; события в Баку в 1988-м, когда против восставших была брошена армия и погибли два демонстранта; разгон войсками митинга в Тбилиси в 1989 году, где погибло 16 человек). Так уж получается в нашей истории, что любимцы интеллигенции, либеральные правители на самом деле оказываются авторитарными самодурами, не стесняющимися замараться кровью мирных граждан (как палач Новочеркасска Хрущев, палач Тбилиси Горбачев, палач Белого дома в Москве Ельцин). А политики консервативные, державники, как Брежнев, поносимые либералами как «палачи» и душители свобод, гораздо менее жестоки и стремятся решить конфликты компромиссами…
Но это уже, как говорится, совсем другая история…